Морское побережье - скалистый берег моря. Рыбы Африки: малавийские цихиды и рыбы Танганьики

Группа «Мбуна»

Необычайному увлечению цихлидами в начале семидесятых годов аквариумистика обязана появлению малавийской цихловой группы «Мбуна», получившей это название от местных рыбаков. Обитатели скалистых берегов озера Малави, питающиеся главным образом водорослями, покрывающими пышным ковром скалы и каменные россыпи до глубины 20 метров, отличались исключительно яркой окраской соперничавшей с окраской коралловых рыб. Наиболее популярными среди «Мбуны» оказались представители следующих родов: цинотиляпия (Cynotilapia Regan, 1921), иодотрофеус (Iodotropheus Oliver et Loiselle, 1972), лабеотрофеус (Labeotropheus Ahl, 1927), лабидохромис (Labidochromis Trewavas, 1935), меланохромис (Melanochromis Trewavas, 1935), петротиляпия (Petrotilapia Trewavas, 1935) и псевдотрофеус (Pseudotropheus Regan, 1921).

Оказалось, что, аккуратно подбирая сообщества этих рыб-вегетарианцев по размерам, окраске, темпераменту, можно создавать солидные коллекции в одном большом аквариуме, устройство которого было описано ранее. Вместо водорослей кормом могут служить листья салата, шпината, одуванчика и даже петрушки, пареные овес и горох, черный и белый хлеб и т.п. Небольшие добавки животного корма - коретры, дафний, энхитрей и мотыля, высокобелковых сухих кормов (до 20-30% от общего объема) - дополняют пищевой рацион. Рыбы в аквариуме вырастают крупнее, чем в природе, и дают многочисленное потомство. И, что также очень важно, при такой диете цихлиды не трогают многие водные растения.

Меланохромис Иоханна (Melanochromis johanni (Eccles, 1973)) - одна из популярнейших малавийских цихлид, выделяющаяся исключительно красивой желто-оранжевой окраской мальков и самок. Самцы с наступлением половой зрелости совершенно меняют свою окраску, становясь иссиня-черными с двумя яркими голубовато-синими полосами вдоль тела. Подобное преображение для «Мбуны» не редкость, что, несомненно, вызывает понятное недоумение у начинающих любителей цихлид. Однако в раннем возрасте различить самцов и самок довольно сложно. При прочих равных условиях самцы несколько крупнее и имеют на анальном плавнике более ясно выраженные желтые пятныш-ки-релизеры, похожие на икринки. Размер в природе не превышает 8 см, самки более мелкие.

Размножение такое же, как и у других малавийцев. Самки, инкубирующие икру в течение трех недель во рту, прячутся среди камней на мелководье.

Лабеотрофеус Фуеллеборна (Labeotropheus fuelleborni Ahl, 1927) - очень полиморфичный и впечатляющий вид. В зависимости от района обитания встречаются особи от темно-синего до голубого и от почти оранжевого до ярко-желтого цветов с черно-коричневыми пятнами. За характерную для рода удлиненную форму носа рыбы получили также название цихлида-тапир. При благоприятных условиях рыбы вырастают до 18-20 см, при этом самки приблизительно на 25% мельче. Зона обитания лабеотрофеусов в природе ограничена верхними семью метрами скалистых гряд, пышно обрастающих водорослями, где они и находят места для кормления, укрытия и площадки для нереста. Очень территориальны, особенно в брачный период, и нуждаются в большом аквариуме, желательно не менее 1,5 метров длиной. Нерест лучше удается в пещерке, так как отмечено, что оплодотворение икры происходит за пределами ротовой полости самки и оплодотворенная икра на более длительное время, чем обычно, остается незащищенной. Спустя три недели самки выпускают мальков на мелководье, где в хорошо прогретой воде и происходят их дальнейшее развитие и рост. В условиях аквариумного выращивания в возрасте 8-9 месяцев рыбы уже способны приносить потомство.

Псевдотрофеус зебра (Pseudotropheus zebra (Boulenger, 1899)) - один из трех видов малавийских цихлид, впервые появившихся в России в 1973 году. Отличается удивительной полиморфичностью. В настоящее время известно более 50 природных цветовых вариантов. Классические вариации зебры получили следующие общепризнанные обозначения:

ВВ - (Black Bars) - полосатая зебра; соответствует традиционной форме окраски у самцов с темными поперечными полосами на бледно-голубом фоне;
В - (Blue) - голубая форма;
W - (White) - белая форма;
OВ - (Orange Blotch) - желто-оранжевая форма с черно-коричневыми пятнами;
RB - (Red-Blue) - оранжево-красная самка и голубой самец, так называемая красная зебра;
RR - (Red-Red) - красная самка и красный самец, так называемая двойная красная зебра.

Другие цветовые вариации Ps. zebra называют, указывая вместе с обозначением название местности, в районе которой был произведен отлов. Например, голубая зебра с острова Малери (Ps. zebra В Maleri Island); полосатая зебра Чилумба (Ps. sp. zebra BB Chilumba); золотая зебра Каванга (Ps. sp. Kawanga) и т.п.

Следует отметить, что окраска рыб в большой степени зависит от их возраста и состояния. Так, например, мальки классической полосатой зебры имеют однотонную серовато-коричневую окраску, которая лишь в возрасте 6-7 месяцев начинает превращаться в полосатую у самцов и пятнистую у самок; мальки красной зебры RB ярко окрашены уже в юном возрасте, при этом самки оранжево-красные, а самцы выглядят темно-серыми и лишь в половозрелом возрасте становятся нежно-голубыми.

Испуганные при отлове и транспортировке, рыбы резко теряют свою яркость, что для цихлид явление почти закономерное, так что судить об их истинной окраске можно только по взрослым активным экземплярам, выращенным с использованием богатых витаминами кормов и в спокойной обстановке. Если же по-соседству живут более сильные территориальные рыбы, подростки малавийских цихлид могут вообще никогда (!) не достичь характерной для вида окраски, и единственный путь, решающий задачу, - отсадить ослабленную постоянным стрессом угнетения группу рыб в отдельный аквариум. Здесь можно ожидать проявления нормальной окраски уже в течение нескольких дней.

Апогеем проявления жизненной активности рыб и связанного с этим развития вторичных половых признаков - удлинения плавников, повышения яркости и стабилизации окраски, развития жировой подушки в области лба у самцов и пр. - является многократное участие рыб в размножении. Вызываемые вследствие этого циклы выбора брачного партнера, овладение территорией и ее защита, очистка предполагаемого места (или мест) для нереста, преднерестовые игры с демонстрацией силы и красоты, сам по себе нерест и определяемый этим комплекс активнейших действий способствуют развитию окраски и, если так можно выразиться, самоутверждению самцов и самок как истинных хозяев в аквариуме. При этом любителю не следует забывать, что самки «Мбуна», равно как и самцы, территориальны и вооружены острыми зубами-терками, позволяющими им соскребать водорослевые обрастания со скал, и они не упустят возможности применить их при защите и нападении, если речь идет о выдворении со своей территории потенциального захватчика. Именно поэтому нельзя рекомендовать совмещение самок, занятых инкубацией икры во рту, в маленьких аквариумах.

Черное море , каменистый берег: прямо от уреза воды начинаются густые заросли бурой водоросли цистозиры. Ветви ее огромных - до полутора метров в высоту - кустов - тянутся к поверхности специальными мешочками, наполненными воздухом. Цистозира бородатая Cystoseira barbata - главная водоросль-макрофит прибрежья в Черном море, ландшафтообразующий вид. На ее ветвях растут водоросли-эпифиты, селятся животные-обрастатели - губки, гидроиды, мшанки, моллюски, сидячие черви-полихеты; отмирающими клетками ее коры питаются мелкие улитки и рачки, среди ее ветвей прячутся и вьют гнезда рыбы, под ее цвет маскируются и мраморный краб и краб- невидимка Macropodia longirostris , и многочисленные прибрежные рыбы Черного моря, и улитка триколия - все, кто живет в этих подводных джунглях, простирающихся по каменистому дну Черного моря от поверхности воды у самого берега до глубины 10-15 метров.

Зеленушки над лесом цистозиры

Самец зеленушки, оплодотворив кладку, охраняет ее - отгоняет от входа других рыб, вентилирует гнездо взмахами грудных плавников. Такая отцовская забота о потомстве - свойство большинства местных рыб - так же ведут себя рыбы-собачкиибычки, чьи кладки можно найти под камнями и крупными пустыми ракушками.

Зеленушки питаются, сгрызая с веток водорослей и поверхности камней корки животных- обрастателей - моллюсков, червей, морские желуди . Для этого их клыки выдвигаются вперед, и рот превращается в твердые щипцы-пинцет для очистки подводных скал - с их помощью они вытаскивают спрятавшихся в щелях крабов и креветок, крошат раковины моллюсков и трубки червей. Зеленушки обитают до самой нижней границы скального грунта - 25-40м.

В кронах цистозиры живут изящные креветки палемоны Palaemon elegans , переползают по веткам маленькие улитки - триколии, биттиумы - и множество других видов животных, питающихся отмирающими клетками коры и перифитоном на ветвях водоросли-хозяина. Есть здесь и свои мелкие хищники - например, многощетинковый червь нефтис Nephthys hombergii . Крона каждой крупной водоросли - это целый мир, сообщество приспособленных к совместной жизни животных, эпифитных макроводорослей и массы микроскопических организмов: это бактерии, одноклеточные водоросли перифитона (преимущественно, диатомеи ), амебы и инфузории ; мелкие ракообразные - морские козочки и другие амфиподы; равноногие раки - морские тараканы идотеи Idothea sp. , гарпактициды , личинки балянусов и другие.

Стаи кефали стремительно проносятся на небольшой глубине, над самыми кронами водорослей - это крупные рыбы с серебристой чешуей. Во время сезонных миграций вдоль берегов Кавказа и Крыма (весной - на нагул в лиманы, Азов, устья рек, осенью - на зимовку под Кавказским, Крымским, Анатолийским берегами) они двигаются огромными массами - сотни рыб в одной стае. Именно поэтому в апреле-мае и в октябре мы чаще всего видим у берега дельфинов - они преследуют косяки кефали. В Черном море живет несколько видов кефалей, но у берега нам чаще всего встречается кефаль сингиль Lisa aurata - не самый крупный - до 30см вид этих рыб, который легко определить по оранжевому пятну на "щеке" - жаберной крышке. Кефаль - великолепный пловец, но пищу она находит на дне - просто поедает ил и даже песок, загребая грунт нижней челюстью, как лопатой. То что съедобно - будет переварено и усвоено, а все остальное - пройдет сквозь рыбу, и снова окажется на дне. Рыбы, питающиеся подобным образом, называются грунтоеды , или детритофаги . Так как в Черном море образуется неограниченное количество детрита - кормовая база кефали неисчерпаема. Все виды кефали способны жить и в морской и в пресной воде (эвригалинные рыбы), что дает им огромное преимущество - молодь кефали держится в устьях рек и на мелководье у самого берега, где им не угрожают морские хищные рыбы - луфарь, ставрида, сарган; нагуливаются они в богатых питательным илом лиманах и эстуариях, где перепады солености бывают очень большими; а зимует кефаль на глубине более 50м под крутыми берегами Черного моря - в наиболее стабильных условиях.

Кефаль сингиль Lisa aurata Другие виды кефали в Черном море: ставший малочисленным остронос Mugil saliens ; более крупная кефаль лобан Mugil cephalus , широко распро-страненная по прибрежным районам всего мира. Очень успешно размножается в причерноморских лиманах и Азове завезенная советскими ихтиологами в Черное море в 1980е годы крупная дальневосточная кефаль пиленгас Mugil sojui . В последние годы, пиленгас в Черном море - основной объект рыболовного промысла с берега - особенно во время его весенней миграции. Весенний ход пиленгаса у пляжа ВДЦ Орленок, глубина 1-2м. Темную массу из сотен 30-50- сантиметровых рыб видно с берега.

Флора и ф ауна подводных скал Черного моря - 40 метров вниз

В детстве я часто ездил к бабушке с дедушкой в Краснодарский край, а сам я жил с родителями в одном из городов неподалеку от северной столицы. Для меня эти «командировки» были в радость, целых три месяца на улице с друзьями, солнце, жара, арбузы по 10 копеек за килограмм. А уж после мерзкого климата северо-запада нашей Родины это вообще раем можно назвать. С тех пор прошло немало лет, и вот живу я уже со своей девушкой все в том же городе. Летом 2010 года девушка мне заявила, мол, климат плохой у нас, надо бы отдохнуть где-нибудь на югах - давай, говорит, в Египет или в Турцию съездим. А меня тут осенило - зачем в Турцию, когда у меня родственники на наших югах живут? На том и порешили. И спустя пару недель мы с ней уже пили чай в постукивающем на рельсах вагоне. Дальше нас ждала станица с населением 70 тысяч жителей в 500 километрах от Черного моря. Пробыв у бабушки два дня, мы были отправлены на море автобусом. Честно говоря, эта часть пути была куда менее приятной: почти десятичасовая поездка на автобусе, в жарищу, без кондиционера - просто издевательство.
Мы прибыли в пионерлагерь советского образца, расположенный на востоке от посёлка Новомихайловский. Построен он был, видно, давно, но руководство за ним тщательно следило. Старые домики, хоть и были построены из кривых, высохших досок, но были полностью окрашены совсем недавно. В общем, лагерь был довольно опрятный, ухоженный и вовсе не создавал ощущения заброшенности и упадка. Пару слов о том, как мы сюда попали: в станице, где жили мои бабушка с дедушкой, был один-единственный машиностроительный завод, и у моего деда друг был одним из его руководителей. Через него-то мне с девушкой и сделали недельную путевку в этот лагерь практически бесплатно. Фактически нас отправили на отдых как работников завода.
Сам лагерь располагался на довольно большой высоте относительно моря, с края скалы открывался прекрасный вид на море, а ночью более романтичного места просто не представить: на глади воды появлялась идеально ровная лунная дорожка, и казалось, будто по ней можно идти. А вот спуск на берег был настоящим адом для упитанных (коими, слава богу, ни я, ни моя девушка не являемся): огромная, длинная лестница, проходящая через заросли деревьев, растущих на склоне горы. Перед самым пляжем (метров за десять до конца) лестница показывалась из зарослей деревьев и с пляжа можно было разглядеть, кто по ней идет. Иногда в этом месте стояли родители и следили, чтобы их дети далеко не заплывали. Для того, чтобы полностью по лестнице подняться, требовалось 15 минут. Однако при всем этом буквально через каждые пять метров над лестницей висел фонарь, что делало ночные прогулки по ней весьма романтичными. В общем, для молодой пары было все, чтобы отлично отдохнуть. Сам пляж располагался в паре километров от курортного поселка - если мне не изменяет память, то называется он Новомихайловский, - но при этом этот самый пляж расположен между двумя уступами, и в итоге создается ощущение, что вокруг на многие километры вообще нет никакой цивилизации. Это уединение весьма нравилось нам с девушкой.
В этом лагере я встретил своего давнего знакомого - Женька. Сам он вроде бы из Красноярска и тоже приезжал на лето к бабушке в ту самую станицу в Краснодарском крае. В общем, в детстве мы каждое лето с ним проводили вместе. Я остался у него в домике, а девушка моя пошла в наш домик. Когда я болтал с Женьком, мне в голову вдруг пришла, как мне показалось тогда, презабавнейшая идея: напугать мою девушку. Посмеявшись, мы с Женьком разработали план: в последнюю ночь перед отъездом мы с девушкой собирались погулять ночью по пляжу, в этот самый момент из зарослей должен был вылезти Женек в черной маске из «Крика» и начать нас преследовать. Также мы с ним договорились, что, убегая, я заведу девушку в тупик в скалах, и в этот момент Женек снимет маску, и все мы дружно посмеемся.
На следующую ночь, как и собирались, мы с девушкой пошли гулять на пляж. Погода была просто потрясающая: штиль, гладь воды, как стекло с лунной дорожкой, тишину нарушает только легкое покачивание воды. Мы идем вдоль берега, под ногами побрякивает галька. Потихоньку мы начали приближаться к зарослям, а я уже начал про себя посмеиваться. Вдруг из зарослей выходит Женек - надо признать, выйти у него получилось эффектно; я боялся, что вылезая из кустов, он наделает шуму и навернется, испортив розыгрыш с самого начала. Но он не подвел: вышел из зарослей ровными прямыми шагами, под его ногами захрустела галька. Я почуствовал, как мне в руку вцепились ногти моей девушки, причем так сильно, что я чуть не заорал. На секунду мы замерли, а потом Женек вдруг резко пошел в нашу сторону (на тот момент между нами было метров пятнадцать). В эту же секунду девушка вскрикнула и побежала в обратную сторону (мы шли в сторону лестницы), потащив меня за собой. Мы бежали очень быстро, у меня с ног даже слетели сланцы, а девушка все тащила меня за собой. Я обернулся назад и увидел идущего за нами Женька - он шел быстрым, уверенным шагом, и в лунном свете выглядел очень страшно: он где-то нашёл что-то вроде черного балахона, длинного, до самой земли, а на голове был капюшон. Я усмехнулся про себя и резко потащил свою девушку в сторону того самого тупика, о котором мы договаривались. На самом деле отбежали мы совсем недалеко - отсюда была прекрасно видна лестница с фонариками. Забежав в тупик, я затащил девушку с собой в угол, который был скрыт от лунного света, мы прижались спеной к холодному камню и замерли. Я рукой закрыл девушке рот и жестом показал: «Тс-с-с!». Самого меня уже разрывало от смеха, я был готов заржать, как конь, в любой момент. А вот девушка дрожала так, что я думал, камень у нас за спиной сейчас затрясется. Вдруг совсем рядом мы услышали хруст гальки под ногами. Шаги приближались, все в таком же уверенном темпе. Перед камнями появился Женек, он резко остановился и как будто бы вглядывался в темноту. Девушка опять вцепилась в меня своими ногтями. Женек начал двигаться в нашу сторону, но уже более медленными шагами. Сделав несколько шагов он опять остановился и начал крутить головой.
И тут почему-то меня перестало разрывать от смеха, веселье внутри сменилось смятением, а по спине пробежал легкий холодок: я услышал, как Женек, крутя головой из стороны в сторону, нюхает. Да, он нюхал, как будто собака ищет след. В голове у меня пронеслись самые разные мысли, а по телу пошла дрожь. Все еще не веря в реальность происходящего, я оцепенел и не мог пошевелиться. И тут мой мозг выдал мне леденящую кровь мысль: маска «Крика» у Женька, хоть и была черной, но была сделана из глянцевого пластика, который в лунном свете даже под капюшоном хотя бы раз, но отразил бы лунный свет. А у того, что стояло перед нами, под капюшоном была сплошная чернота. Теперь уже понимая, что передо мной в семи метрах стоит вовсе не Женька, я осознал, что нужно действовать. Я повернулся и посмотрел на девушку, она зажмурила глаза, дрожала, но не издавала ни звука. Голыми ногами я осторожно нащупывал гальку, боясь издать любой звук. Мне удалось положить один из камней себе на ногу. То, что стояло перед нами, продолжало крутить головой и нюхать, но с места не двигалось. Ужас сковывал все мое тело, но я понимал, что мы не сможем простоять тут так всю ночь и не издать ни звука. И вдруг один из фонарей на лестнице моргнул. Я начал вглядываться и понял, что фонарь вовсе не моргал, просто кто-то, проходя, перекрыл его свет. И тут меня прошиб холодный пот. Вдалеке я увидел Женька, который нес маску в руке. Я готов был заорать от страха, но, слава богу, сдержал себя и в следующую секунду взмахнул ногой и запустил камень вперед. Камень громко зазвенел, и в ту же секунду то, что стояло перед нами, взмыло (прыжком назвать это у меня язык не поворачивается) на пару метров в воздух и обрушилось туда, куда попал камень. Девушка закричала, я, не теряя ни секунды, схватил ее изо всех сил и помчался в сторону лестницы. Девушка все орала, эхо раскатывалось по пляжу, а у меня в ушах я слышал только дикий стук сердца и грохот гальки за нами. Эта тварь поняла, что ее обманули, и сейчас неслась за нами совсем не так, как раньше: она бежала, одним шагом покрывая два-три метра. Я выжимал из себя все, что мог, и вот мы уже бежали по железной лестнице…
Когда мы добрались до своего домика, девушка уже просто рыдала и билась в истерике. Я кинулся ее успокаивать и сказал, что это был розыгрыш, что наш преследователь - мой друг Женька, с которым я договорился, чтобы напугать её. Надо признаться, что я не думал, что она может мне так врезать, но через секунду я уже сидел на полу, а в глазах плыло от нехилого удара в челюсть. Девушка завалилась в кровать, все еще всхлипывая, но через некоторое время всхлипывания прекратились, и она заснула. Я лежал и смотрел в потолок. Я все еще не мог поверить во все это. И зачем мы с Женькой…
Женька! Я совсем про него забыл, а ведь он остался где-то там с этой тварью. Я хотел было побежать обратно, но не смог. Страх не позволил мне встать с кровати. Я так и остался лежать в кровати и смотреть в потолок. Через какое-то время усталость взяла свое, и я провалился в сон.
На следующий день мы собирали вещи и готовились к отъезду. Девушка со мной не разговаривала, и сборы проходили уныло. А меня все еще терзало чувство страха. Когда мы запихивали вещи в багажные отделы, я столкнулся с Женьком, который тоже поначалу со мной не хотел разговаривать, а потом сказал, что он, как и обещал, спустился вниз, залез в кусты, но тут ему захотелось справить нужду, и он зашел поглубже в кусты. Тут по пляжу раскатился дикий вопль девушки, а потом он услышал топот на лестнице. Когда он вылез из кустов, на пляже уже никого не было. Он решил, что мы его специально напугали. В итоге Женек обиделся, девушка еще два дня со мной не разговаривала, а я некоторое время не мог спать по ночам и трясся от ужаса.

Снежные хлопья, так мягко опускающиеся на горные вершины, - разрушительнейшая сила. Они слагаются в снежные шапки многометровой толщины. Нижние слои шапок под давлением верхних преобразуются в лед. Он сковывает выступы, проникает в трещины и расселинки. А снег все падает, и лед под действием собственной тяжести начинает сползать по склону, уволакивая каменные глыбы и плиты. Обычно движение это столь медленно, что его выдают лишь ширящиеся разломы снежного покрова. Но иногда огромный пласт вдруг срывается со всех опор, и в долину скатываются тысячи тонн льда, снега и камней.

Все большие реки, Амазонка и Замбези, Гудзон и Темза, как и тысячи не столь больших, достигают своего эстуария совсем мутными от осадков. Даже наиболее прозрачные речные воды полным-полны микроскопических частичек - минеральных и разложившихся органических веществ. Смешиваясь с солями, растворенными в морской воде, они слипаются и опускаются на дно, образуя огромные илистые мели.

Ил эстуариев обладает совершенно особой консистенцией, липкостью и запахом. Если наступить в него, он так присосется к вашей ноге, что может содрать с вас сапог. Он настолько мелкозернист, что воздух сквозь него не просачивается, и газы, выделяемые разлагающимися органическими остатками внутри его, так там и остаются, пока не вырвутся из-под ваших подошв, обдав вас запахом тухлого яйца.

Дважды в день характер воды, омывающей эти илистые мели, резко меняется. При отливе, особенно когда реки вздулись от дождей, преобладает пресная вода, во время же прилива вода в эстуарии по солености может сравняться с морской. И дважды в день значительная часть ила может выступить из воды на воздух. Совершенно очевидно, что обитающие в подобном месте организмы должны обладать устойчивостью против многочисленных изменений физических и химических условий. Но блага, сопряженные с этим, весьма велики, ибо в эстуарий ежедневно поступает пища как из реки, так и из моря, и потенциально вода в нем богаче питательными веществами, чем какая-либо другая - и соленая, и пресная. И потому те немногочисленные организмы, которые выдерживают такие жесткие требования, благоденствуют там в неимоверных количествах.

В верхнем конце эстуария, где вода лишь чуть солоновата, живут тонкие как волоски черви-трубочники. Передний их конец погружен в ил, в который они въедаются, а задний помахивает в воде, чтобы лучше омываться кислородом. На одном квадратном метре ила их может жить до полумиллиона, и они покрывают его, словно тонкая рыжевато-красная шерсть. Ближе к морю, где вода чуть солонее, полчища рачков, длиной в сантиметр, строят себе норки и сидят в них, захватывая проплывающие мимо питательные частицы крючковатыми антеннами. Малюсенькие, с пшеничное зерно улитки-риссоиды добывают пищу из верхнего кремообразного слоя ила, и с таким успехом, что из одного квадратного метра их извлекли более сорока тысяч.

Поближе к границе отлива, особенно там, где к илу подмешан песок, обитают черви пескожилы. Эти черви также питаются илом, но обогащают его, прежде чем поглотить. Каждый пескожил, длиной около сорока сантиметров и толщиной с карандаш, выкапывает норку в виде крутой дуги с двумя выходами на поверхность и укрепляет стенки, выстилая их слизью. Верхнюю часть у одного выхода из дуги он заполняет рыхлым песком, а затем, цепляясь щетинками на боках за стенки, начинает двигаться взад-вперед по дну норки, как поршень в насосе, втягивая воду сквозь свой песчаный фильтр. Органические частицы, которые она несет, застревают в песке. Перестав качать воду, червь принимается есть песок, переваривая все съедобное в нем, а остальное извергая в другой рог дуги. Примерно каждые три четверти часа он выталкивает извергнутый песок из норки, так что у выхода образуются аккуратные пирамидки. Там же, у самой поверхности воды закапываются сердцевидки. Эти моллюски не соперничают с пескожилом за ил, но всасывают питание прямо из воды через два коротких мясистых сифона.

При отливе все эти существа прекращают питаться и принимают меры, чтобы предохранить себя от высыхания. Ил вокруг риссоид еще совсем не слежался, и вода, отступая, уносит большую его часть, и крохотные улитки лежат друг на друге слоями толщиной в несколько сантиметров. Каждая запечатывает вход в раковину маленьким диском, завершающим ее ногу. Сердцевидки плотно сжимают створки своих раковин, а пескожилы просто остаются в норке, которая так глубока, что вода из нее не уходит.

Но высыхание - не единственная опасность, угрожающая этим существам в часы отлива. Все они уязвимы при нападении с воздуха, а к эстуарию теперь слетаются голодные птицы. Корм, который они выбирают, в значительной мере предопределяется величиной и формой клюва. Хохлатая чернеть и красноголовый нырок шарят в иле и хватают трубочников. Галстучники и зуйки с короткими острыми клювами объедаются риссоидами, молниеносным ударом извлекая свернутое спиралькой тело моллюска. Травники и песочники, чьи клювы вдвое длиннее, зондируют верхний слой ила в поисках рачков и небольших червей. Кулики-сороки с крепкими алыми клювами специализируются на серцевидках. Одни раскрывают створки раковин, другие выбирают раковины поменьше и потоньше и разбивают их. Кроншнепы и веретенники, обладатели самых длинных клювов, добираются до пескожилов и извлекают их из норок.

А река все несет новые осадки, и мели постепенно растут. На них начинает образовываться зеленая пленка водорослей, уплотняющая частички ила. Как только это происходит, в нем уже могут укореняться другие растения. Теперь илистые мели начинают быстро подниматься все выше, так как принесенные плещущими волнами частицы ила уже не уносятся назад отливом, но задерживаются корнями и стеблями растений. Мало-помалу они поднимаются настолько высоко, что скрываются под водой только в самые большие приливы. Берега их укрепляются, и обитателям эстуария приходится уступать свою территорию обитателям суши.

На европейских побережьях активная роль в этом процессе принадлежит солянке, небольшому растению, которое листьями-чешуйками и вздутыми полупрозрачными стеблями напоминает суккуленты пустынь. Собственно, сходство это не простое. Цветковые растения развились на суше, и все их химические процессы связаны с пресной водой. Морская вода им опасна, так как из-за растворенных в ней солей плотность ее выше, чем у их сока, и корни у них начинают источать влагу, а не всасывать ее. Поэтому растениям в соленой среде столь же необходимо накапливать в себе влагу, как кактусам в пустыне.

В тропических эстуариях ил задерживают мангровые леса, состоящие из кустарника и деревьев - и низких, и двадцатипятиметровой высоты. Происходят они из разных семейств, но условия жизни в солоноватых болотах привели к развитию у них у всех сходных особенностей.

Деревьям в первую очередь приходится разрешать проблему, как выстоять в вязком зыбком иле. Глубокие корни тут бесполезны, потому что теплый ил уже в нескольких сантиметрах под поверхностью лишен кислорода и кисел до едкости. Вот почему мангровые деревья обладают плоской корневой системой, которая лежит на поверхности ила, точно плот. Более высокие деревья получают дополнительную устойчивость благодаря изогнутым, отходящим от средней части ствола корням, служащим ему подпорками. Вместе с тем корни должны обеспечивать дереву не только устойчивость, но и питание; и горизонтальное положение корневой системы мангровых немало этому содействует, поскольку необходимые дереву питательные вещества не погребены в кислом иле, а лежат на его поверхности, где их оставил прилив.

Корни также помогают дереву получать кислород и избавляться от углекислого газа, продукта его жизненных процессов. Опять-таки кислорода в иле нет. Мангровые получают его непосредственно из воздуха через небольшие участки губчатой ткани в коре на корнях-подпорках. У тех же мангровых, которые такими корнями не обзавелись, ткань эта располагается на узловатых вертикальных выростах горизонтальных корней. У мангровых, растущих ближе к морю, развились конические дыхательные корни, которые в отличие от обычных корней растут вертикально вверх, опережая ил, осаждающийся там быстрее, и окружая дерево бесчисленными рядами острых колышков, которые больше всего напоминают какую-то фантастическую оборонительную систему в средневековом духе.

Соль причиняет мангровым те же трудности, что и солянке. Им также приходится сохранять влагу в своих тканях, и они препятствуют ее испарению теми же способами, что и растения пустынь - плотной восковой кожицей на листьях, расположением устьиц на дне крохотных ямочек. Но им еще необходимо предотвратить накопление соли в своих тканях, что серьезно нарушило бы их жизненные процессы. Некоторые мангровые умудряются не втягивать ее вместе с водой благодаря особой мембране, покрывающей корни, как, в частности, у солероса. Другие, лишенные такой защиты, всасывают корнями растворенную соль, но избавляются от нее до того, как ее концентрация станет опасной. Они либо имеют в листьях специальные органы, выделяющие наружу довольно крепкий соляной раствор, либо из сока она поступает в уже засыхающие листья, которые затем опадают вместе со всей лишней солью.

По мере накопления ила на обращенной к морю стороне мангрового болота мангровые растения тут же его осваивают с помощью особых семян, которые прорастают еще на ветках и выпускают стебель, достигающий у некоторых видов почти полуметровой длины. Одни такие семена падают прямо вниз на спутанные корни и внедряются там. Нижняя сторона выпускает корешочки, а стебель разворачивает листья. Другие опадают в разгар прилива, который уносит их. В солоноватой болотной воде они плывут стебельком вверх, но если отлив утаскивает их в море, в более плотной морской воде они поднимаются выше в воздух и опрокидываются. При таком горизонтальном положении зеленые клетки кожицы приступают к фотосинтезу и питают юное растеньице. Нежная почка на конце, которой предстоит дать листья, сохраняется влажной, не опаляется солнцем и все время охлаждается. В таком положении мангровый младенец остается живым до года, пропутешествовав за этот срок сотни километров. Если в конце концов течение занесет его в другой эстуарий с менее соленой водой, он снова примет вертикальную позицию, корнями вниз. Когда при отливе кончики корней коснутся мягкого ила, они начинают врастать в него и ветвиться с большой скоростью, и через некоторое время к небу поднимается новое мангровое дерево.

Мангровое болото могут пересекать несколько свободных проток, но в целом оно заросло так густо, что там застревает даже самый маленький и узкий челнок. Если вы намерены осмотреть такое болото, сделать это можно только пешком в часы отлива. Тут не самое лучшее место для прогулок. Густые изогнутые корни-опоры постоянно прогибаются под вашим весом и нога соскальзывает. Многие усажены острыми раковинами, которые расцарапывают вам голень, чуть вы поскользнетесь, или рассекают ладони, если вы пробуете за них ухватиться, чтобы не полететь головой вниз. Всюду пахнет гнилью. С корней капает и стекает струйками вода. В душном воздухе раздаются пощелкивания - это крабы и моллюски скрываются в свои убежища, постукивают клешнями и захлопывают раковины. Кругом пищат москиты и беспощадно жалят вас. Ветви над головой так переплелись, что ни малейший ветерок не приносит прохлады, а воздух до того насыщен сыростью, что пот льется с вас градом. И все же мангровое болото обладает своеобразной бесспорной красотой. Вода, просачивающаяся сквозь корни, бросает серебристые отблески на нижние стороны листьев. Пересекающиеся дуги корней-опор, торчащие из ила колышки и узлы дыхательных корней образуют бесконечные узоры. И повсюду кипит жизнь.

Целая армия самых разных животных хлопотливо собирает корм, оставленный отливом. По илу медленно ползают маленькие, похожие на литорин морские улитки, поедая обрывки водорослей. Крабы-привидения, пяти сантиметров в поперечнике, шмыгают по нему в поисках органических остатков, высматривая опасность глазами, которые помещены не на кончиках длинных стебельков, но окружают их, обеспечивая крабу поле зрения в 360°.Манящие крабы осторожно выбираются из своих норок и принимаются обрабатывать поверхностный слой: схватывают клешнями плотный комочек и подносят его к паре окаймленных щетинками челюстей, движущихся взад-вперед перед ротовым отверстием. Комочек слипшихся песчинок удерживается ложкообразными щетинками одной челюсти, а другие сметают с него все питательные частички в рот позади. Несъедобные песчинки накапливаются в нижней части ротового аппарата, где уплотняются в шарик, который краб забирает клешней и выбрасывает, переходя на новое место, чтобы повторить всю операцию сначала.

Самки манящего краба орудуют обеими клешнями, самцы же вынуждены обходиться одной клешней, такой же, как у самок, тогда как вторая заметно больше и ярко окрашена в розовый, голубой, лиловый цвет или же сияет белизной. Ее назначение - служить сигнальным флажком. Самец машет ею самке, одновременно выделывая пируэты. У разных видов хореография и семафор сочетаются по-своему. Одни приподнимаются на цыпочки и выписывают клешнями круги, другие отчаянно размахивают ими из стороны в сторону, третьи клешнями не шевелят, зато подпрыгивают. Но смысл неизменно один: самец готов к спариванию. Самка, узнав сигнал своего вида, рано или поздно подбежит к самцу, последует за ним в его норку, где они и спарятся.

Крабы возникли в море, где большинство их видов обитает и поныне, дыша с помощью находящихся внутри панциря жаберных камер, через которые пропускается насыщенная кислородом вода. Манящим крабам, однако, надо дышать и в воздухе. Они разрешают эту задачу просто, сохраняя воду в жаберных камерах. Естественно, что кислород в столь малом количестве воды скоро истощается, но краб тут же возобновляет его запас, прогоняя воду через ротовой аппарат и взбивая ее в пену. Вновь насыщенная кислородом воздуха вода возвращается в жаберную камеру.

Рыбы тоже вылезают из воды и ползают по илу мангров. Это илистые прыгуны. Самые крупные из них имеют длину около двадцати сантиметров. Как и крабы, они сохраняют воду в жаберных камерах, но обогащать ее кислородом не могут и регулярно возвращаются к протокам, чтобы заменить прежний запас на свежий. Но эти рыбы обладают абсорбирующей поверхностью, которой лишены заключенные в твердый панцирь крабы, - кожей. И значительную часть необходимого им кислорода получают сквозь нее, примерно как лягушки. Однако для этого кожа должна быть влажной, и прыгуны время от времени быстро перекатываются по илу, чтобы смочить бока.

Когда им необходимо стремительно метнуться вперед, чтобы схватить краба или избежать опасности, они заворачивают хвост вбок, щелкают им и пулей пролетают по илу. Однако обычно они продвигаются куда медленнее, опираясь на грудные плавники, которые внутри тела имеют костные подпорки, управляются сильными мышцами и снабжены суставом, так что создается впечатление, будто прыгун ползет, опираясь на локти. У некоторых видов еще одна пара плавников ближе к брюшку слилась в присоску, с помощью которой такие илистые прыгуны могут удерживаться на корнях и стволах.

Эти рыбы живут в мантрах во многих областях мира. В каждом болоте обычно обитают три главных вида. Самый мелкий остается в воде дольше всех и вылезает из нее только при полном отливе. Стаи их ползают в жидком иле у кромки воды, процеживая ее в поисках маленьких червей и рачков. Зона, затопляемая в первые часы прилива, принадлежит заметно более крупным прыгунам. Это вегетарианцы, довольствующиеся водорослями и другими одноклеточными растениями. У каждой рыбы есть свой участок, в котором она вырывает себе нору, ревниво охраняя ил вокруг. Иногда она обносит свою территорию низкими валами из ила общей длиной в несколько метров, чтобы не допускать на нее соседей, а также в какой-то степени предотвращать полное осушение ила. Там, где популяции многочисленны, эти участки смыкаются и вся отмель оказывается разделенной на многогранники. Внутри каждого прогуливается владелец, словно бык по огороженному лугу. Третий вид илистых прыгунов занимает наиболее высокую часть болота. Это хищники, охотящиеся на мелких крабов. Норы у них есть, но права на окружающую территорию не заявляются, и несколько прыгунов могут искать добычу на одном участке, не оспаривая его друг у друга.

Илистые прыгуны не только питаются вне воды, но и ведут там брачные ухаживания. Как большинство рыб, они при этом помахивают и вибрируют плавниками. Поскольку обе пары плавников у них служат для передвижения, в ритуале ухаживания используются два длинных спинных плавника. Обычно они прижаты к спине, но, приступая к ухаживанию, самец их вздыбливает, и они поражают взгляд яркостью окраски. Но одного этого мало, чтобы привлечь подругу: на плоском болоте небольшая рыбка видна только своим соседям. А потому прыгун самец, демонстрируя свою красоту возможно большему числу зрительниц, бьет хвостом и взмывает вверх, развернув знамена.

Вид, обитающий у кромки воды, насколько известно, никак не заботится о своем потомстве. Отлив уносит мальков, едва они вылупляются, и крохотные прыгуны присоединяются к другим малькам и личинкам, дрейфующим у морской поверхности. Подавляющее большинство их станет чьей-нибудь добычей или будет унесено в открытое море далеко от мангровых болот, и они погибнут.

Второй вид, однако, обеспечивает своей молоди кое-какую защиту. Самец выкапывает норку в середине огороженного участка и обносит вход в нее кольцевым валом. Ил тут настолько близок к уровню нестекающей воды, что внутри вала образуется прудок. Самец располагается на валу, куда к нему является самка. Спаривание происходит в укромной норке на дне прудика. Там же откладывается икра, и там остаются мальки даже в разгар прилива, пока не подрастают настолько, что уже способны спасаться от врагов.

Третий вид илистых прыгунов прудиков не сооружает - возможно, на более высоком уровне они плохо заполнялись бы. Зато норки их очень глубоки и уходят в ил более чем на метр. И на дне всегда стоит вода, так что на первых порах и молодь защищена.

Илистые прыгуны, как и манящие крабы или устрицы, по сути морские животные, приспособившиеся часть жизни проводить в воде, а часть - на воздухе. А некоторые животные переселились в болото из других мест и приспособились к тому же.

В Юго-Восточной Азии в мангры охотиться на илистых прыгунов приползает маленькая змейка, которая проникает даже к ним в норы. Она превосходно приладилась к жизни в воде: ноздри у нее замыкаются, а в глотке особый клапан закрывается, когда она разевает рот под водой, чтобы схватить добычу. Другая змея, близкая родственница первой, охотится не на рыбу, а на крабов, и выработала яд, особенно эффективный для ракообразных. У третьей змеи на носу, как ни странно, появились два подвижных щупальца, помогающие ей ориентироваться в мутной воде. В этих болотах обитает также поразительная лягушка, единственная в мире, чья кожа переносит соприкосновение с соленой водой. Она питается насекомыми и рачками.

Наиболее предприимчивые, любопытные и всеядные посетители мангров - это обезьяны, макаки-крабоеды. Макак на задних лапах бесстрашно входит в воду по пояс. Крабы - его любимое лакомство. Обычно проворный краб сначала успевает ускользнуть от обезьяны в норку, но та устраивается возле входа и терпеливо ждет. В конце концов краб осторожно выглядывает, проверяя, все ли вокруг спокойно, и вот тут макак его схватывает. Но ему следует соблюдать осторожность, ведь у краба есть клешни, и нередко охота завершается яростными воплями обезьяны, которая машет в воздухе пораненной лапой.

Дважды в сутки огромная иловая арена выступает на воздух и дважды затопляется. Вода возвращается быстро и бесшумно. Клубки корней исчезают под бегущей рябью, и мангровый лес преображается. Кое-кому из обитателей ила - червям, ракообразным и моллюскам - это приносит приятную передышку. Больше им не грозят нападения с воздуха или опасность высохнуть. Но для других положение ухудшается. Некоторые крабы настолько приспособились дышать воздухом, что погибают при длительном погружении в воду. И каждый сооружает над своей норкой свод, удерживающий пузырек воздуха - кислорода в нем крабу хватает до очередного отступления воды. Маленькие илистые прыгуны карабкаются вверх по корням, словно спасаясь от потопа. Возможно, это молодые особи, которые еще не обзавелись собственными территориями, а потому у них нет норки, чтобы укрыться в ней, когда с приливом в мантры приплывут крупные голодные рыбы. Да, молоди, пожалуй, безопаснее пережидать прилив на воздухе.

Питающиеся водорослями морские улитки также вползают вверх по корням рядом с прыгунами. Если бы они остались на илистом дне, где нет камней с укромными трещинами, то тоже могли бы стать жертвами рыб. Однако они не способны передвигаться с быстротой прыгунов, и им трудно опережать подъем воды, а потому они оставляют свои иловые пастбища задолго до того, как к ним подступит приливная вода, демонстрируя поразительно точное ощущение времени. Их внутренние часы подают им даже еще более сложные сигналы. Ежемесячно в определенные дни приливы бывают исключительно высокими, и улитки никак не успели бы вскарабкаться за пределы досягаемости. В такие периоды они не только не спускаются на ил между приливами, но, наоборот, всползают по мангровым корням повыше, чтобы не оказаться в ловушке.

Насекомые, которые кормились на иле, также, спасаясь от воды, во множестве располагаются на мангровых корнях и под листьями. Однако и там им грозит опасность. Вместе с прочими рыбами, рассчитывающими чем-нибудь поживиться в манграх, туда приплывают и брызгуны, держась у самой поверхности воды. Длиной они сантиметров двадцать с лишним, глаза у них большие, а нижняя половина рта выпячена. Зрение их настолько остро, что они вопреки ряби и рефракции различают насекомое, сидящее над водой. Наметив добычу, брызгун прижимает язык к длинной бороздке в нёбе, резко смыкает жаберные крышки и выбрасывает вверх струю, словно из водяного пистолета. Возможно, рыбе приходится повторить эту операцию и раз, и два, но она не сдается, так что в подавляющем большинстве случаев струя в конце концов сбивает насекомое в воду, где его тут же проглатывают. Насекомые, устраивающиеся повыше, привлекают других хищников. Крабы-привидения вскарабкиваются на деревья, переворачивают листья и схватывают клешнями сидящих там мух.

Укрывшиеся на корнях беженцы остаются в осаде несколько часов. Но вот рябь на воде исчезает, и несколько минут она кажется неподвижной. Начинается отлив. Вновь возникает рябь, но теперь она огибает корни с противоположной стороны: болото опять мало-помалу осушается. Уходя, вода оставляет свежие запасы съедобных кусочков для крабов и илистых прыгунов, а также новый слой липкого ила, который на самую чуточку расширяет территорию мангров за счет моря.

Если в эстуария суша наступает, то в других местах наступление ведется на нее. Там, где берег моря не защищен отложениями и особенно где он образует обрывы, волны бьют в его основание. Во время штормов волны, разбушевавшись, швыряют в обрыв песок и тяжелые камни. Эта постоянная бомбардировка безошибочно обнаруживает все слабые места обрыва - прячущиеся в нем трещины, чуть более мягкие слои породы - и со временем они превращаются в глубокие расселины и пещеры. Суша отступает, и только одинокие причудливой формы скалы напоминают, где не так уж давно проходила ее прежняя граница. Камни побольше ударяют в самый низ крутого берега, нанося ему наибольший ущерб, подрывая его. И вот обрушивается огромный кусок. Некоторое время груда камней будет защищать основание обрыва. Но мало-помалу обломками завладевает море - перекатывает более крупные с места на место, мелкие дробит на совсем уж маленькие осколки, которые затем подхватывает прибрежное течение и уносит с собой. Вновь обрыв лишается защиты, и море возобновляет свою атаку на сушу.

Животные не только обитают в этой опасной зоне разрушения, но и вносят в него свою лепту. Морские сверлильщики, двустворчатые моллюски, живут в мягких породах вроде известняков или песчаников. Створки их раковины соединены не связками, но своего рода шарниром. Моллюск выставляет с одного конца раковины мясистую ногу, прикрепляется к скале, а затем прижимает к ее поверхности зазубренные края створок и, покачиваясь из стороны в сторону, скребет камень поочередно то одной, то другой створкой. Очень медленно небольшая ямка превращается в туннель длиной до тридцати сантиметров, в дальнем конце которого сверлильщик и располагается, протянув два соединенных сифона по каменному коридорчику наружу, чтобы через них всасывать и выбрасывать воду в полной безопасности от ударов камней, которыми играют волны. Но спокойная жизнь продолжается лишь до тех пор, пока каменная глыба не будет так источена, что развалится на куски. Тогда сверлильщик должен незамедлительно приступать к высверливанию нового туннеля, покуда цел.

Морские финики тоже забираются внутрь известняков, но не просверливая их, а растворяя породу кислотой. Собственные их раковины, как у любых моллюсков, состоят из того же вещества, что и известняки - из карбоната кальция, и кислота растворила бы заодно и раковины, не будь они покрыты коричневатым роговым слоем, который и придает им сходство с финиками. Чем выше над линией отлива обитает морской организм, тем с большими трудностями он сталкивается: дольше остается вне воды между приливами, легче может передвигаться на солнце и получает более обильные дозы очень ему неприятных дождевых струй. Эта шкала опасностей привела к появлению четких зон. В каждой господствуют организмы, лучше всего справляющиеся с данной комбинацией трудностей, а потому скалистые берега исполосованы самым поразительным образом.

В отличие от ила камни предлагают растениям надежную опору и скалистые берега обычно одеты морскими водорослями. На первый взгляд может показаться странным, что в море не существует растений, сравнимых по сложности с цветковыми растениями суши. Но у последних значительная часть тканей служит для разрешения проблем, в море не существующих. Растение на суше вынуждено усердно всасывать воду, без которой жизнь невозможна, и распределять ее по всем частям своего организма. Оно должно тянуть крону ввысь, чтобы конкуренты не затенили его, не лишили необходимой доли солнечного света. Ему необходимы средства, которые обеспечивают соединение мужских и женских клеток, и средства, благодаря которым семена попадают в новые места. А потому на суше растения обзавелись корнями, стеблями, стволами, листьями, цветками и семенами. Но в море все эти проблемы решает вода. Она обеспечивает водорослям и поддержку, и всю нужную им влагу. Она же переносит половые клетки, когда те высвобождаются, и разбрасывает споры. Поскольку у водорослей нет сосудов, полных сока, соленость воды не создает никаких проблем с сохранением их внутренних жидкостей. Морским водорослям, как и всем другим растениям, кроме грибов, естественно, необходим солнечный свет, а он особенно глубоко в толщу воды не проникает. Поэтому водоросли по большей части либо свободно плавают, либо прикрепляются ко дну, но там, где относительно мелко.

Чуть ниже границы отлива растут бурые водоросли и ламинарии - они очень напоминают ремни и местами образуют густые массы многометровых лент, колышащихся у поверхности, где светло. Они крепко цепляются за камни ризоидами, которые в отличие от корней сухопутных растений не имеют всасывательной функции и служат просто якорями. Водоросли эти выдерживают некоторое соприкосновение с воздухом при особенно низких отливах, но ближе к берегу они жить не могут. Там их место занимают фукусы, растения поменьше, с пузырьками газа в лопастях, благодаря которому они держатся у поверхности ближе к свету. Еще выше обитают фукусы других видов. Вода там никогда не бывает глубокой, и эти фукусы обходятся без пузырьков в коротких лопастях, которые не требуется поднимать. У всех этих водорослей приливной зоны поверхность покрыта слизью, удерживающей влагу долгое время и предохраняющей их от высыхания. Виды у самого высокого предела переносят соприкосновение с воздухом на протяжении четырех пятых всего времени. У берегов растут и многие другие виды водорослей, однако бурые преобладают почти всюду и придают каждой зоне ее характерный вид.

Некоторые береговые животные также обосновываются в определенных зонах. У самого верхнего уровня, недоступного даже для наиболее неприхотливых фукусов, куда не достигает и самый высокий прилив, а морская вода попадает лишь в виде брызг, обитают крохотные морские желуди. Прикрепившись к камням, плотно закрыв крышки раковинок, эти усоногие ракообразные отлично сохраняют внутри необходимое им очень небольшое количество влаги. Потребность в пище у них столь мала, что они, как это ни невероятно, умудряются извлекать достаточное питание из брызг.

Несколько ниже скалы нередко опоясаны плотной синеватой полосой мидий. Эти моллюски не способны оставаться на воздухе так долго, как морские желуди, что определяет верхнюю границу мест их обитания. Нижнюю устанавливают морские звезды. Охотничьи приемы этих хищниц прямолинейны, требуют много времени, но губительны. Звезда взбирается на мидию, обхватывает ее лучами, по нижним краям которых расположены присоски, так называемые амбулакральные ножки. Медленно-медленно звезда размыкает створки раковины, выпячивает из ротовой полости в центре тела желудок, прижимает его прокладкой к мягким частям тела мидии, растворяет их и всасывает. Морские звезды кишат на морском дне чуть ниже границы самых низких отливов и пожирают там различных моллюсков. Выжить в подобных условиях мидиям очень трудно. Но вне воды морские звезды питаться не могут, хотя погибают на воздухе отнюдь не сразу, и потому в полуметре выше отлива условия для существования мидий уже более благоприятны, а метрах в двух-трех над ней они и вовсе завладевают берегом.

К камням мидии прикрепляются пучком липких нитей, и там, где прибой относительно сильный, удержаться им трудно. Тогда их место могут занять родственницы морских желудей - морские уточки. Их тело величиной с крупную фасолину заключено между известковыми пластинками, а на камнях они надежно удерживаются с помощью длинного морщинистого стебелька толщиной в мизинец.

В этой внутриприливной зоне рядом с мидиями и морскими уточками обитает еще много животных, которые, правда, не занимают столь господствующего положения. На раковинах мидий селятся морские желуди, более крупные, чем их родичи в зоне брызг. Ими питаются голожаберные улитки, моллюски без раковин. В углублениях между камнями, где вода остается и в часы отлива, помахивают щупальцами многоцветные актинии. По камням медленно ползают щетинистые, как подушечки для булавок, круглые морские ежи, соскребая с них водоросли зубами, торчащими из ротового отверстия в середине их брюшной стороны.

Хотя эти зоны со специфическими сообществами животных и растений кажутся такими четкими, а границы их - такими определенными и строгими, они никак не могут быть названы постоянными и неизменными. Их обитатели всегда готовы воспользоваться малейшей возможностью расширить свою территорию. Достаточно сильной буре сорвать парочку мидий - ив сплошном их ковре образуется проплешина. И уж тут волны могут содрать их целые полосы. А в воде всегда плавают крохотные флотилии личинок, как мидий, так и усоногих ракообразных, только и ждущих возможности куда-нибудь прикрепиться. И вполне вероятно, что морским уточкам удастся захватить плацдарм на территории мидий.

На северо-западном побережье Америки у одной морской водоросли выработался способ активного вторжения на мидиевые банки. Ее упругий полуметровый стебель завершается венчиком изогнутых скользких пластин, придающих ей сходство с миниатюрной пальмой. Эта своеобразная крона позволяет водоросли расправляться с мидиями. Весной молодая водоросль благодаря счастливому стечению обстоятельств может уцепиться этим своим приспособлением за раковину мидии. Летом в часы отлива морская пальма выбрасывает споры, которые сползают по пластинам на окружающие мидии и застревают между ними. С наступлением осенних штормов волны, которые при обычных обстоятельствах не причиняли мидиям особых неудобств, могут угодить под крону пальмы и унести водоросль. Поскольку водоросль прикрепляется к раковине крепче, чем сама мидия к камню, она утаскивает мидию с собой. Теперь молодые морские пальмы на мидиевой банке получают больше простора и быстро занимают очистившийся камень новым поколением.

Взятые в отдельности, эти обитатели морских берегов не могут рассчитывать на долгую жизнь. Рано или поздно неугомонные волны раздробят камни в порошок. Береговые течения подхватывают осколки и уносят прочь, непрерывно рассортировывая их по размеру, а потом выбрасывают с подветренной стороны какого-нибудь мыса или выстилают ими дно бухты.

На таких песчаных берегах жизнь много скуднее, чем в других местах литорали - пограничной полосы между морем и сушей. Здесь каждая волна каждого прилива и отлива вспахивает поверхность песка минимум на несколько сантиметров, так что водорослям закрепиться невозможно. А потому растительноядные животные не образуют там сообществ. И реки не приносят туда дважды в день запасов пищи. Съедобные же частицы, которые оставляют на песке волны, не могут обеспечить питанием сколько-нибудь крупных животных, потому что слои песка действуют как фильтры в отстойниках. Постоянное поступление в песок насыщенной кислородом воды позволяет бактериям вольготно существовать до определенной его глубины. А они быстро разлагают и поглощают около 95% всех органических веществ, принесенных волнами. Поэтому никакой червь не способен существовать, поедая песок, как черви в мантрах - ил. Обитатели песчаного берега, извлекающие пищу из воды, должны опережать бактерий, живущих в песке.

Черви сабеллиды выходят из положения, склеивая себе трубку из песчинок и осколков ракушек, конец которой торчит над песком на несколько сантиметров, и высовывая из нее венчик щупалец, чтобы выбирать взвешенные в воде съедобные частицы. Морские черенки для безопасности закапываются в песок, но выставляют в чистую воду над собой две трубки и всасывают через них струю в фильтр между створками. Краб-маска ведет сходный образ жизни. У него нет мясистого сифона, как у моллюсков, а потому он сооружает всасывательную трубку, складывая вместе две антенны. Некоторые виды морских ежей тоже погребают себя в песке. Иглы у них много короче, чем у их родичей, жителей скалистых берегов. С помощью этих игл они и закапываются, вращая их, словно на шарнирах, что придает этим морским ежам сходство с миниатюрными молотилками. Закопавшись, еж скрепляет песчинки вокруг слизью, сооружая для себя таким образом камеру с крепкими стенками. Морские ежи, как и морские звезды, обладают амбулакральными ножками-трубочками. У закапывающихся ежей пара ножек очень удлинилась, и еж выставляет их сквозь песок. Покрывающие ножки реснички гонят воду по трубкам, так что еж получает через одну растворенный в ней кислород и съедобные частички, а через вторую извергает отходы. Этих спрятавшихся в песке ежей редко приходится наблюдать живыми, но вот их красивые выбеленные скелеты часто выносятся волнами на пляжи. Вид, закапывающийся относительно глубоко, имеет сердцевидную форму, а живущие ближе к поверхности - круглую и плоскую.

Больше всего пищи на пляже - к большому неудобству для очень многих морских животных - скапливается у верхней границы прилива, где волны оставляют большое количество всяческих органических остатков: обрывки бурых водорослей и фукусов, сорванных со скал, медуз, которых ветер пригнал к берегу, дохлую рыбу, яйца моллюсков - слагаемые меняются от прилива к приливу и от одного времени года к другому. Морские блохи - рачки-бокоплавы - получают всю необходимую им влагу из сырого песка и большую часть дня прячутся под мокрыми кучами выброшенных на пляж водорослей. Когда с наступлением ночи воздух остывает, они выбираются наружу - по 25 тысяч на один квадратный метр - и принимаются уничтожать разлагающиеся растения и трупы животных. Но они являются удачливым исключением. Большинство морских обитателей пляжа не в состоянии добраться до этих богатств.

Однако на южном побережье Африки один моллюск, плужница, усовершенствовал весьма хитроумный способ добираться до этих кладов, затрачивая минимум усилий, и с минимумом риска. Улитка лежит, закопавшись в песок у границы отлива. Когда волны прилива перекатываются через ее убежище, плужница выползает из песка и засасывает воду в ногу. Нога раздувается и принимает форму, напоминающую лемех плуга, хотя функция ее ближе к доске для сёрфинга - волна несет ее, а значит, и улитку выше на берег, опуская моллюска на песок там же, где и прочий свой груз. Улитка эта очень чувствительна к привкусу продуктов разложения в воде и, обнаружив его, втягивает ногу и ползет туда, где он сильнее. Вокруг дохлой медузы за считанные минуты собираются десятки плужниц. Они тут же приступают к еде, пока прилив не достиг высшей точки и их добыча окружена водой. Оказаться у верхней границы прилива для них опасно: занятые едой, они могут упустить начало отлива и остаться на сухом берегу. Когда вода поднимается выше, плужницы оставляют свою добычу и закапываются в песок, из которого выбираются только с отливом, раздувают ногу и скатываются с волнами на большую глубину, чтобы там в песке дожидаться следующего прилива.

Лишь немногие морские животные способны остаться в живых, попав за верхнюю границу прилива. Черепах к таким экскурсиям понуждает их происхождение. Предки их жили на суше и дышали воздухом. За неисчислимые тысячелетия морские черепахи стали великолепными пловцами, научились нырять и оставаться под водой в течение долгого времени, а ноги их преобразились в длинные широкие ласты. Но яйца черепах, как и яйца всех пресмыкающихся, могут развиваться только на воздухе - зародышу необходим газообразный кислород, иначе он погибнет. А потому каждый год половозрелые самки черепах, спарившись в океане, должны покидать его безопасные просторы и выбираться на сушу.

Ридлеи, едва ли не самые мелкие из морских черепах, чуть более полуметра длиной, размножаются колоссальными скоплениями, представляющими собой поразительнейшее зрелище. На двух-трех уединенных пляжах в Мексике и Коста-Рике в течение нескольких ночей между августом и ноябрем (точное время ученые еще не научились определять) из моря выходят сотни тысяч черепах и ползут по пляжу. Сохранившиеся от предков легкие и плотная кожа не дают им ни задохнуться, ни высохнуть, но вот ласты плохо приспособлены для передвижения по суше. Однако черепах ничто остановить не может. Они ползут и ползут, пока не добираются до верхней границы пляжа, где начинается растительность. Там они принимаются выкапывать гнездовые ямы. Их так много, что они взбираются друг на друга, выискивая подходящее место. Энергично копающие ласты забрасывают песком соседок, задевают их панцири. Но вот яма готова. Черепаха откладывает в нее около сотни яиц, тщательно засыпает их песком и возвращается в море. Так продолжается три-четыре ночи, и за это время на одном пляже могут побывать до ста тысяч ридлей. Развитие зародыша длится сорок восемь суток, но нередко до истечения этого срока на пляж являются новые полчища черепах. Вновь песок усеивают ползущие пресмыкающиеся. Они тоже начинают копать ямы, и многие совершенно случайно разоряют гнезда своих предшественниц. Повсюду вокруг валяются кожистые оболочки и разлагающиеся зародыши. Лишь одно яйцо из пятисот проходит весь цикл развития, и на свет выбирается молодая черепашка. И это еще очень удачное соотношение.

Факторы, управляющие этой массовой откладкой яиц, пока толком не установлены. Возможно, ридлеи в таких количествах посещают столь малое число пляжей лишь потому, что их туда приносят течения. С другой стороны, если бы они более равномерно распределяли свои выходы на сушу в течение года, около их пляжей сосредоточились бы большие постоянные популяции хищников, таких, как крабы, змеи, игуаны и коршуны. При современном же положении вещей на этих пляжах в остальное время корма так мало, что черепахи почти не встречают там подобных врагов. Если дело обстоит именно так, то подобная массовость приносит свои плоды: и в Тихом, и в Атлантическом океанах ридлеи остаются одними из наиболее часто встречающихся черепах, тогда как численность других видов заметно сократилась, а некоторым грозит полное исчезновение.

Самая крупная из них всех кожистая черепаха достигает в длину свыше двух метров и весит более полутонны. От всех прочих черепах она отличается тем, что панцирь у нее не роговой, а из твердой, словно резина, кожи с продольными гребнями. Она обитает в открытом море и ведет одиночный образ жизни. В тропических морях кожистая черепаха встречается повсюду, но ее вылавливали и далеко на юге - в Аргентине и на севере - у берегов Норвегии. Гнездовые пляжи этого вида были найдены лишь четверть века назад. Обнаружены два: на восточном побережье Малайского полуострова и в Южной Америке - в Суринаме. На оба кожистые черепахи выбираются откладывать яйца в течение трехмесячного сезона по нескольку десятков особей в одну ночь.

Самки обычно появляются в темноте во время прилива, когда восходит луна. В волнах прибоя возникает темный бугор, поблескивающий в лунном свете. Опираясь на огромные ласты, черепаха выбирается на сырой песок. Через каждые несколько минут она останавливается передохнуть. Ей требуется не менее получаса, чтобы всползти на достаточную высоту, так как гнездо должно находиться вне досягаемости волн, а с другой стороны, копать можно только во влажном песке, который не осыпается. Нередко самка находит подходящее место лишь после двух-трех неудачных проб. Но уж тогда она работает с большим усердием: из-под передних ласт песок так и летит назад. Вскоре широкая яма становится и достаточно глубокой. Тогда осторожными и точными движениями заднего ласта самка выкапывает в ее дне узкий вертикальный туннель.

К звукам, разносимым воздухом, она практически глуха, и человеческие голоса ее не тревожат. Но стоит посветить на нее фонариком, пока она ползет по пляжу, и она может вернуться в море, не отложив яиц. Когда же гнездо готово, даже самый яркий свет не заставит самку прервать кладку. Прижав задние ласты по сторонам яйцеклада, она быстро, группу за группой, направляет белые шары яиц в туннель, тяжело вздыхая и постанывая. Из ее больших блестящих глаз сочится слизь. Через полчаса все яйца отложены, и самка бережно засыпает яму, приминая песок задними ластами. В море она обычно возвращается не сразу, а ползает по пляжу, иногда принимаясь копать, словно старается запутать след. Во всяком случае, к тому времени, когда самка направляется к воде, пляж позади нее настолько перерыт, что распознать гнезда почти невозможно.

Впрочем, подсматривающим за ней людям гадать особенно не требуется. В Малайзии и Суринаме в течение сезона еженощно от вечерней зари до утренней за пляжем ведется наблюдение, и яйца извлекаются из гнезда чуть ли не прямо из-под откладывающей их самки. В настоящее время ничтожную часть этих яиц покупают государственные организации с тем, чтобы вывести черепашек в инкубаторах, львиная же их доля продается на местных рынках и съедается.

Не исключено, что нам пока известны не все гнездовые пляжи кожистой черепахи. Быть может, некоторые из этих морских путешественниц выходят на берег каких-нибудь необитаемых островков и там откладывают яйца, не тревожимые человеком. Странствуют так не они одни. Обитатели литорали, которые, став взрослыми, уже не могут удаляться от мелководий, на более ранних стадиях своего развития успели попутешествовать в виде семян и личинок, яиц и молоди. И для них остров может оказаться не плотно населенным местом, где конкуренция столь же велика, как на их родном побережье, но убежищем, предлагающим им свободу для эволюционирования в совсем новые формы.

Дэвид Эттенборо. ЖИВАЯ ПЛАНЕТА. ИЗДАТЕЛЬСТВО “МИР”. Москва 1988

Страница 3 из 3

Во время отлива на прибрежных камнях и скалах можно увидеть широкие горизонтальные полосы разного цвета. Их образуют сообщества живых организмов. В верхней, супралиторальной зоне, которая увлажняется только всплесками волн, живут лишайники, а вблизи уровня полной воды обычно селятся синезеленые водоросли. Среди немногочисленных животных, обитающих в этой зоне, некоторые виды наземных насекомых и дышащих воздухом литорин, или береговых улиток.

Ниже располагается литоральная, или приливно-отливная, зона, которая то обнажается, то покрывается водой. Самые характерные для нее ракообразные - морские желуди, которые образуют на камнях белую полосу, состоящую из их раковин. А самое обычное растение - фукусы, кустистые разветвленные лентовидные водоросли.

Наиболее плотно населена сублиторальная зона, где камни обнажаются лишь при полном отливе. В густых зарослях ламинарии и других водорослей прячется множество животных, в том числе морские звезды, морские ежи и ракообразные. За этой зоной начинается царство рыб и других обитателей открытого моря.

Жизнь в полосе прибоя

Одна из основных проблем, с которой сталкиваются здесь животные, - волны, непрерывно разбивающиеся о скалистый берег. Существует два распространенных способа выживания в таких условиях: прятаться от волн или как можно крепче держаться за скалы. Многие животные находят убежище под камнями или в расщелинах. Некоторые морские ежи закрепляются в трещинах между камнями с помощью своих игл. Двустворчатые моллюски -петриколы - и черви даже просверливают отверстия в известковых породах и мягкой глине.

Однако большинство обитателей полосы прибоя просто цепляются за скалы. Морские водоросли крепко держатся корневидными отростками. Морские желуди прикрепляются к камням, выделяя специальный секрет, который прочно приклеивает их к самым разным субстратам. Мидии пользуются системой крошечных канатиков. Асцидии, губки и актинии тоже принадлежат к многочисленным сидячим животным, постоянно прикрепленным к одному месту. Блюдечки, улитки и другие мол люски удерживаются на камнях ногой, действующей как присоска.

Мидии

Мидии живут как в средней, так и в самой нижней зонах, часто образуя большие скопления - мидиевые банки. Каждое отдельное животное прикрепляется к поверхности камней или подводных скал с помощью множества крепких нитей, состоящих из секрета, выделяемого биссусовой железой, которая находится в мясистой ноге мидии. При соприкосновении с водой секрет затвердевает. В результате образуются тонкие волокна - биссусовые нити, они удивительно прочно прикрепляют моллюск к камню.

Тесно прижатые друг к другу на банках, в том числе и на искусственных, мидии не могут изменить свое положение и все время остаются на одном месте. Но одиночная мидия все же способна, вытянув ногу и достаточно напрягшись, порвать нити, перебраться на новое место и там вновь прикрепиться.

Что происходит во время отлива?

Большинство рыб и других животных, способных самостоятельно передвигаться, при отливе просто удаляются на некоторое расстояние от берега, часть обитателей зоны прибоя находят временное пристанище в воде, задерживающейся во впадинах. Другие животные пережидают этот короткий период в сырых щелях, где они защищены от прямых солнечных лучей. Многие, чтобы уберечься от высыхания, прячутся в пропитанных водой переплетениях водорослей.

Мидии и морские желуди постоянно прикрепленные к одному месту, спрятаться не могут. Во время отлива они плотно закрывают свои раковины, внутри которых остается немного воды, что дает им возможность избежать высыхания. Подобную тактику используют и блюдечки. Во время прилива эти моллюски активно питаются, соскребая со скал водоросли своими шершавыми, как наждак, языками. При отливе они возвращаются каждый на свое место - в небольшое углубление, которое они проделали в камне. Вжавшись в эту ямку и уцепившись за ее дно мускулистой ногой, они ожидают следующего прилива.

Морские звезды

Несмотря на свое английское название - «рыбы-звезды», морские звезды, конечно, не рыбы. Они относятся к типу иглокожих, к которому принадлежат и морские ежи. Морские звезды не плавают, а ползают на сотнях гибких трубчатых ножек, которые выступают из бороздок на нижней стороне их лучей и заканчиваются присосками. С помощью этих ножек морские звезды прикрепляются к камням, а отдельные виды даже открывают ими раковины моллюсков. У типичной морской звезды пять лучей, но у некоторых видов их число доходит до сорока. Если один из лучей обломится, звезда не погибнет, более того, вскоре на месте утраченного луча вырастает новый. Еще удивительнее то, что если луч оторвался вместе с достаточно большим участком центральной части тела звезды, то со временем из этого луча получается полноценная морская звезда.