Вера инбер биография. Вера Инбер: биография и творческая деятельность. Поцелуй же напоследок
Ваши руки пахнут апельсином.
На экране - дальние края.
И в пути, волнующем и длинном,
Всюду вместе, всюду вы и я.
В первый раз я вижу воды Нила.
Как велик он, дивен и далек!
Знаешь, если бы ты меня любила,
Я сгорел бы, точно уголек.
Свет и шум. Глаза болят от света...
Черный кофе буду дома пить,
Думаю, что вы смеетесь где-то
И меня не можете любить.
Быстро-быстро донельзя дни пройдут, как часы...
Быстро-быстро донельзя дни пройдут, как часы,
Дни пройдут, как часы.
Лягут синие рельсы от Москвы до Шаньси,
От Москвы до Шаньси.
И мелькнет над перроном белокрылый платок,
Поезд вихрем зеленым улетит на восток,
Унесет на восток...
Будут рельсы двоиться, убегая вперед,
Улетая вперед,
До китайской границы от московских ворот,
От Никитских ворот.
Запоет, затоскует колесо колесу...
Образ твой с поцелуем я с собой унесу,
Я с собой унесу.
Застучат переклички паровозных встреч,
Паровозных встреч.
Зазвучит непривычно иностранная речь,
Очень странная речь,
И сквозь струи косые передумаю вновь:
За кордоном Россия, за кордоном любовь,
За кордоном любовь...
Васька свист в переплете
1. Что происходило в пивной
Как ни странно, но вобла была
(И даже довольно долго)
Живой рыбой, которая плыла
Вниз по матушке по Волге.
А горох рос вдоль степных сел
И завитком каждым
Пил дождь, когда он шел,
А не то - умирал от жажды.
Непохожая жизнь у них,
И разно бы надо есть их.
А к пиву во всех пивных
Их подают вместе.
И вобла слушает - поют
О Волге, ее отчизне,
А горох смотрит - люди пьют,
Как сам он пил при жизни.
Воблу ест и горох жует
Васька Свист, молодец и хват.
Черные краги, в петлице Добролет,
Во рту папироса Дукат.
Вдруг гороховый стал ком
В горле у Васьки Свиста:
В картузике с козырьком,
Картиночка, красота -
Вошла, как будто бы отдохнуть
(С нею никто не вошел),
И спокойно так говорит: «Кто-нибудь,
Вытрите мне этот стол».
«Кто-нибудь» в грязном фартуке стол обтер,
Села она у стены.
Васька Свист глядит на нее в упор,
А она хоть бы хны.
На эстраду гитарный спец влез,
Дзинь-дзинькает так и так.
Разносят раков-деликатес:
Сорок копеек рак.
Васька Свист за соседний стол глядит
И, опутан гитарной игрой,
Двух раков берет в кредит, -
Один, между прочим, с икрой.
Васька Свист на вид хотя и прост,
Но он понимает людей.
Он берет рака за алый хвост
И, как розу, подносит ей.
Рвись, гитара, на тонкой ноте.
Васька Свист, любовь тая:
Отчего ж, говорит, вы не пьете,
Гражданочка вы моя.
И вот за столиком уже двое.
Ах, ручка - живой магнит.
Ах картузик, зачем он так ловко скроен,
Зачем он так крепко сшит.
И вобла, рыбьи глаза сузив,
Слушает час подряд,
Что говорит шерстяной картузик
И что папироса Дукат.
Картузик шепчет: - Решайся сразу.
Ты, видать, таков.
Вырезать стекло алмазом -
Пара пустяков.
Зашибешь, говорит, классно,
Кошельки готовь.
Ты, говорит, возьмешь, говорит, себе, говорит, кассу.
И, говорит, мою, говорит, любовь.
Звенит, рассыпается струнный лад,
Гороховый говорок.
Выходит за дверь папироса Дукат,
И рядом с ней козырек.
2. Что сказал милиционер своему начальнику
Нога шибко болит. За стул
Спасибо, товарищ начальник.
Стою это я на своем посту,
А пост у меня дальний.
Стою в порядке. Свисток в руке.
Происшествий нет. Луна тут.
(В эту пору в березняке
До чего соловьи поют!)
Вдруг вижу: идет с угла
(А я отродясь не пил)
Женщина, в чем мать родила.
На голове кэпи.
Годов, примерно, двадцати.
Ну, думаю, однако...
А она: «Яшенька, не свисти», -
Руку, товарищ начальник, жмет,
Девушка - первый сорт.
Эх, думаю, чорт.
Делаю два шага.
Вдруг, слышу, стекло - звяк...
Бросил девку, схватил наган,
Эх, думаю, дурак.
Кинулся за дрова.
Здесь, думаю, где-нибудь.
Он - выстрел. Я два.
Он мне в ногу. Я ему в грудь.
Дело его слабо.
Я же, хоть я и цел,
Виновен в том, что бабу
Я не предусмотрел.
3. Что сказал в больнице дежурный врач
Пульс сто двадцать.
Сердечная сумка задета.
Начнет задыхаться -
Впрыскивайте вот это.
Хоронить еще рано,
Лечить уже поздно.
Огнестрельная рана.
Положенье серьезно.
4. Что сказал перед смертью Васька Свист
Поглядела карым глазом.
«Ты, видать, таков:
Вырезать стекло алмазом -
Пара пустяков».
Что касается бокса -
Я, конечно, на ять
Почему я разлегся,
Когда надо бежать?!
Потихоньку вылазьте,
Не споткнитесь, как я.
Дайте ручку на счастье,
Золотая моя.
Как ее имя?
Кто это?.. Стой!..
Восемь гривен
Я должен в пивной.
Крышка. Убили.
Главное - жжет
В плохой ты, Василий,
Попал переплет...
5. Что было написано в газете
Ограбленье склада (петит),
Обдуманное заране.
Товар найден.
Грабитель убит.
Милиционер ранен.
Волна без пены. Солнце без огня...
Волна без пены. Солнце без огня.
Зайчата на сырой полянке.
Как это чуждо мне, южанке,
Как это странно для меня.
В недоумении я чту весны чужой
Мне непонятные красоты:
Стыдливое цветенье хвой
И зори бледные, как соты.
Но как меня томит и гложет
Мечта о небе синего синей!
И северной весне в душе моей
Созвучья нет и быть не может.
К годовщине Октября
Даже для самого красного слова
Не пытаюсь притворяться я.
Наша память — это суровая
Неподкупная организация.
Ведет учет без пера и чернила
Всему, что случилось когда-либо.
Помнит она только то, что было,
А не то, что желали бы.
Например, я хотела бы помнить о том,
Как я в Октябре защищала ревком
С револьвером в простреленной кожанке.
А я, о диван опершись локотком,
Писала стихи на Остоженке.
Я писала лирически-нежным пером.
Я дышала спокойно и ровненько,
Л вокруг, отбиваясь от юнкеров,
Исходили боями Хамовники.
Я хотела бы помнить пороховой
Дым на улице Моховой,
Возле университета.
Чуя смертный полет свинца,
Как боец и жена бойца,
Драться за власть Советов,
Невзирая на хлипкий рост,
Ходить в разведку на Крымский мост.
Но память твердит об одном лишь:
«Ты этого, друг мой, не помнишь».
История шла по стране напрямик,
Был полон значения каждый миг,
Такое не повторится.
А я узнала об этом из книг
Или со слов очевидцев.
А я утопала во дни Октября
В словесном шитье и кройке.
Ну что же! Ошибка не только моя,
Но моей социальной прослойки.
Если б можно было, то я
Перекроила бы наново
Многие дни своего бытия
Закономерно и планово.
Чтоб раз навсегда пробиться сквозь это
Напластование фактов,
Я бы дала объявленье в газету,
Если б позволил редактор:
«Меняю уютное, светлое, теплое,
Гармоничное прошлое с ванной —
На тесный подвал с золотушными стеклами,
На соседство гармоники пьяной».
Меняю. Душевною болью плачу.
Но каждый, конечно, в ответ: «Не хочу».
Пафос мне не свойствен по природе.
Буря жестов. Взвихренные волосы.
У меня, по-моему, выходит
И сейчас средь песенного цикла,
Вызванного пафосом торжеств,
К сожаленью, слаб, как я привыкла,
Но пускай не громко, неужели
Не скажу о том, что, может быть,
Есть и у поэта достиженья,
О которых стоит говорить?
Он (поэт), который с неохотой
Оторвался от былой главы,
Он, который в дни переворота
С революциями был на «вы»,
Он, который, вырванный с размаху
Из своих ненарушимых стeн,
Был подвержен страху смерти, страху
Жизни, страху перемен,—
Он теперь, хоть он уже не молод
И осталась жизни только треть,
Меньше ощущает жизни холод
И не так боится умереть.
И ему почти уже неведом
Страх перед последнею межой.
Это есть поэтова победа
Над своей старинною душой.
И, живя и ярче и полнее,
Тот, о ком сейчас я говорю,
Это лучшее, что он имеет,
Отдает сегодня Октябрю.
Все вмещает: полосы ржаные...
Все вмещает: полосы ржаные,
Горы, воды, ветры, облака -
На земной поверхности Россия
Занимает пол-материка.
Четверть суток гонит свет вечерний
Солнце, с ней расстаться не спеша,
Замыкает в круг своих губерний
От киргизских орд до латыша.
Близкие и дальние соседи
Знали, как скрипят ее возы.
Было все: от платины до меди,
Было все: от кедра до лозы.
Долгий век и рвала и метала,
Распирала обручи границ,
Как тигрица логово, - меняла
Местоположение столиц.
И мечась от Крыма до Китая
В лапищах двуглавого орла,
Желтого царева горностая
Чортовы хвосты разорвала.
И летит теперь нага под небом,
Дважды опаленная грозой,
Бедная и золотом, и хлебом,
Бедная и кедром, и лозой,
Но полна значения иного,
Претерпевши некий страшный суд.
И настанет час - Россию снова
Первою из первых нарекут.
Всему под звездами готов
Его черед.
И время таянья снегов
И тучи мая на гранит
Прольет печаль.
И лунный луч осеребрит
И запах обретет вода
И плеск иной,
И я уеду, как всегда,
И мы расстанемся, мой свет,
Моя любовь,
И встретимся с тобой иль нет
Девушка из Нагасаки
Он юнга, родина его - Марсель,
Он обожает ссоры, брань и драки,
Он курит трубку, пьёт крепчайший эль
И любит девушку из Нагасаки.
У ней такая маленькая грудь,
На ней татуированные знаки...
Но вот уходит юнга в дальний путь,
Расставшись с девушкой из Нагасаки...
Приехал он. Спешит, едва дыша,
И узнаёт, что господин во фраке
Однажды вечером, наевшись гашиша,
Зарезал девушку из Нагасаки.
День окончен... Делать нечего...
День окончен... Делать нечего...
Вечер снежно-голубой...
Хорошо уютным вечером
Нам беседовать с тобой...
Чиж долбит сердито жердочку,
Будто клетка коротка...
Кошка высунула мордочку
Из-под теплого платка...
«Значит, завтра будет праздница?»
«Праздник, Жанна, говорят!»
«Все равно! Какая разница!
Лишь бы дали шоколад!»
«Будет все, мой мальчик маленький!
Будет даже снежный бал...
Знаешь, повар в старом валенке
Утром мышку увидал!»
«Мама! Ты всегда проказница!
Я не мальчик! Я же дочь!»
«Все равно, какая разница!
Спи мой мальчик, скоро ночь...
Домой, домой!..
Скворец-отец,
Скворчиха-мать
И молодые скворушки
Сидели как-то вечерком
И оправляли перышки.
Склонялись головы берез
Над зеркалом пруда,
Воздушный хоровод стрекоз
Был весел, как всегда.
И белка огненным хвостом
Мелькала в ельнике густом.
«А не пора ли детям спать?—
Сказал скворец жене.—
Нам надобно потолковать
С тобой наедине».
И самый старший из птенцов
Затеял было спор:
«Хотим и мы в конце концов
Послушать разговор».
А младшие за ним: «Да, да,
Вот так всегда, вот так всегда».
Но мать ответила на то:
«Мыть лапки, и — в гнездо!»
Когда утихло все кругом,
Скворец спросил жену:
«Ты слышала сегодня гром?»
Жена сказала: «Ну?» —
«Так знай, что это не гроза,
А что — я не пойму.
Горят зеленые леса,
Река — и та в дыму.
Взгляни, вон там из-за ветвей,
Уже огонь и дым.
На юг, чтобы спасти детей,
Мы завтра же летим».
Жена сказала: «Как на юг?
Они же только в школе.
Они под крыльями, мой друг,
Натрут себе мозоли.
Они летали, ну, раз пять
И только до ворот.
Я начала лишь объяснять
Им левый поворот.
Не торопи их, подожди.
Мы полетим на юг,
Когда осенние дожди
Начнут свое тук-тук».
И все же утром, будь что будь,
Скворец решил: «Пора!»
Махнула белка: «В добрый путь,
Ни пуха ни пера!»
И вот на крылышках своих
Птенцы уже в пути.
Отец подбадривает их:
«Лети, сынок, лети.
И ничего, что ветер крут.
И море не беда.
Оно — как наш любимый пруд,
Такая же вода.
Смелее, дочка, шире грудь».—
«Ах, папа, нам бы отдохнуть!» -
Вмешалась мать:
«Не плачьте,
Мы отдохнем на мачте.
Снижайтесь. Левый поворот.
Как раз под нами пароход,
Его я узнаю».
Но это был военный бот,
Он вел огонь в бою.
Он бил по вражеским судам
Без отдыха и сна,
За ним бурлила по пятам
Горячая волна.
«Горю, спасайте же меня!» —
Вскричал один птенец.
Его лизнул язык огня,
И это был конец.
«Мой мальчик»,— зарыдала мать
«Мой сын»,— шепнул отец.
И снова лётное звено,
В разрывах огневых,
Летит, утратив одного,
Спасая остальных.
И, наконец, навстречу им
Раскинулся дугой,
За побережьем золотым
Оазис голубой.
Туда слетелись птицы
Со всех концов земли:
Французские синицы,
Бельгийские щеглы,
Норвежские гагары,
Голландские нырки.
Трещат сорочьи пары,
Воркуют голубки.
Успели отдышаться
От пушек и бойниц.
Глядят — не наглядятся
На здешних райских птиц.
Одна, с жемчужным хохолком,
На розовой ноге,
Вся отразилась целиком
В лазоревой воде.
Другая в воздухе парит,
Готовая нырнуть,
И чистым золотом горит
Оранжевая грудь.
А третья, легкая, как пух,
И синяя, как ночь,
Передразнила этих двух
И улетела прочь.
Плоды, их пряный аромат,
Обилие сластей —
Все это настоящий клад
Для северных гостей.
Но с каждым днем все тише
Их щебет, все слабей.
По черепичной крыше
Тоскует воробей.
Исплакалась сорока,
Что ей невмоготу,
Что ветер тут — сирокко —
Разводит духоту.
Ей зимородок вторит:
«Я к зною не привык.
И до чего же горек
Мне сахарный тростник».
А ласточки-касатки
Летают без посадки,
Все ищут целый день
Колодец и плетень.
И стал благословенный юг
Казаться всем тюрьмой.
Все чаще слышалось вокруг:
«Хотим домой, домой!»—
«Домой, всем хищникам на зло!—
Журавль провозгласил.—
Кто «за», прошу поднять крыло».
И точно ветром их взмело,
Взлетели сотни крыл.
И в сторону родных границ,
Дорогою прямой,
Под облаками туча птиц
Легла на курс — домой.
А подмосковные скворцы,
Знакомая семья,
Какие стали молодцы
И дочь и сыновья.
Как им легко одолевать
И ветер и мокреть.
Как чтут они отца и мать,
Успевших постареть.
«Гляди-ка, мама, вон корабль,
И папа отдохнет».—
«Вниманье,— приказал журавль,
Разведчики, вперед!»
И донесли кукушки,
Что весел рулевой
И что чехлами пушки
Укрыты с головой.
Противник незаметен,
Повсюду тишина.
И, видимо, на свете
Окончилась война.
И начали садиться
На плотные чехлы:
Французские синицы,
Бельгийские щеглы.
Счастливых щебетаний
И возгласов не счесть.
Щебечут на прощанье
Друг другу обещанье:
«Напишем. Перья есть!»
И разлетелся птичий хор
По множеству дорог.
Но долго боевой линкор
Забыть его не мог.
Все слушал, напрягая слух,
Глядел на облака,
И все садился легкий пух
На куртку моряка.
Еще стояли холода
Во всей своей красе.
Еще белели провода
Можайского шоссе.
Один подснежник-новичок
Задумал было встать,
Уже приподнял колпачок
И спрятался опять.
В мохнатом инее седом
Столетняя сосна.
И все же где-то подо льдом
Уже журчит весна.
С деревьев белые чепцы
Вот-вот уже спадут.
«Мы дома,— говорят скворцы,
Мы не замерзнем тут».
Летят над зеркалом пруда,
Где отражен рассвет.
А вдруг скворешня занята?
А вдруг скворешни нет?
Но белка голубым хвостом
Махнула в ельнике густом:
«Привет, друзья, привет!
Как долетели? Как дела?
Я вам квартиру сберегла,
Я там ремонт произвела,
Живите в ней сто лет...»
Умывшись с головы до ног,
Уселись старики-скворцы
В скворешне на порог,
Сказали: «Мы уж не певцы,
А ты вот спой, сынок».
Еще застенчивый юнец
Сначала все робел,
Насвистывал. И, наконец,
Настроившись, запел.
О том, какие бы пути
Куда бы ни вели,
Но в целом свете не найти
Милей родной земли.
Он разливался ручейком,
Как будто был апрель,
Как будто маленьким смычком
Выделывая трель.
Она из глубины души
Легко лилась в эфир.
Как эти песни хороши,
И как прекрасен мир!
Душе, уставшей от страсти,
От солнечных бурь и нег,
Дорого легкое счастье,
Счастье - тишайший снег.
Счастье, которое еле
Бросает звездный свет;
Легкое счастье, тяжеле
Которого нет.
Ещё одна разлука
Над лесными берегами
Ночи нет и нет.
Как вода с вином, на Каме
Северный рассвет.
И на золоте глубинном -
До чего легки -
Точно крови голубиной
Светлые мазки.
А в Москве об эту пору,
Меж квадратных стен,
Говорят по телефону,
Слушают «Кармен».
И не знают, занятые,
Сидя за дверьми,
Что за ночи золотые
Водятся в Перми.
Сяду я в зелёный «пульман»:
«Не грусти дружок».
Неожиданно, как пуля,
Вылетит гудок.
Жадно глядя в одну точку,
Я прильну к окну.
Я батистовым платочком
Из окна махну.
И колёса (вот работа)
Забормочут в такт:
«Что-то, что-то, что-то, что-то,
Что-то тут не так».
Ну, прощай! Прошло и будет.
Что нам до колёс.
Не такие же мы люди,
Чтоб грустить до слёз.
Мы с тобою знаем оба
(В этом вся и суть),
Что у каждого особый,
Свой отдельный путь.
Ну, прощай! Махну платочком,
Тише стук сердец.
Всё туманней, меньше точка.
Точка. И конец.
Желтее листья. Дни короче
(К шести часам уже темно),
И так свежи сырые ночи,
Что надо закрывать окно.
У школьников длинней уроки,
Дожди плывут косой стеной,
Лишь иногда на солнцепеке
Еще уютно, как весной.
Готовят впрок хозяйки рьяно
Грибы и огурцы свои,
И яблоки свежо-румяны,
Как щеки милые твои.
Улыбку перед сном;
Но все еще полна любовью, точно колос
Но все еще клонюсь. Идущий мимо,
Пройди, уйди, не возвращайся вновь:
Еще сильна во мне, еще неодолима
1919, Одесса
Залпы Победы
Улицы, ограды, парапеты,
Толпы... Толпы... Шпиль над головой,
Северным сиянием победы
Озарилось небо над Невой.
Гром орудий, но не грохот боя.
Лица... Лица... Выраженье глаз.
Счастье... Радость... Пережить такое
Сердце в состоянье только раз.
Слава вам, которые в сраженьях
Отстояли берега Невы.
Ленинград, незнавший пораженья,
Новым светом озарили вы.
Слава и тебе, великий город,
Сливший во едино фронт и тыл.
В небывалых трудностях который
Выстоял. Сражался. Победил.
1944, Ленинград
про войну
Как сладостно, проживши жизнь счастливо...
Как сладостно, проживши жизнь счастливо,
Изведав труд и отдых, зной и тень,
Упасть во прах, как спелая олива
В осенний день.
Смешаться с листьями... Навеки раствориться
В осенней ясности земель и вод.
И лишь воспоминанье, точно птица,
Пусть обо мне поет.
Книга пахнет духами...
Книга пахнет духами,
Или пахнут сами слова.
Я бы так хотела быть с вами.
Я одна. Болит голова.
От легких касаний мигрени
В ушах и шепот, и звон.
И вечер совсем осенний.
И вечер в меня влюблен.
У него музыкальные пальцы.
Он играет на стеклах окна.
Он играет, и падают капли,
Точно слезы, на старые пальцы.
Где вы? Что вы? Вы рыцарь ли? Раб ли?..
Я сегодня опять влюблена.
Он был напудрен и в гриме.
Он сказал мне, стоя у кулисы:
Я недавно слышал ваше имя
У одной нашей актрисы.
Кусая свой рыжий волос,
Я спросила: - Да? Ну и что же?
Вы совсем на себя не похожи.
Рабочие, нам мешая,
Тащили картонные скалы.
Я думал, что вы большая,
А вы дитенок малый.
И он ушел на сцену, дождавшись знака,
А я не знала,
Смеяться мне или плакать.
Лучи полудня тяжко пламенеют.
Вступаю в море, и в морской волне
Мои колена смугло розовеют,
Как яблоки в траве.
Дышу и растворяюсь в водном лоне,
Лежу на дне, как солнечный клубок,
И раковины алые ладоней
Врастают в неподатливый песок.
Дрожа и тая, проплывают челны.
Как сладостно морское бытие!
Как твердые и медленные волны
Качают тело легкое мое!
Так протекает дивный час купанья,
И ставшему холодным, как луна,
Плечу приятны теплые касанья
Нагретого полуднем полотна.
Месяцы нас разделили,
Я даже не знаю, где ты,
Какие снега или пыли
Заметают твои следы.
Город большой или дом лишь
Замыкают твое бытие,
И помнишь ты или не помнишь
Самое имя мое?
Много близких есть путей и дальних...
Много близких есть путей и дальних,
Ты же отвергаешь все пути.
И тебе от глаз моих печальных
Я тебя улыбкой не балую,
Редко-редко поцелуй отдам,
Но уж не полюбишь ты другую,
Знаешь сам.
Через дни твои и ночи тоже
Прохожу, как огненная нить.
Говоришь ты: «Тяжело, о боже,
Так любить».
Я ж гореть готова ежечасно,
Быть в огне с утра до темноты,
Только бы любить, хоть и напрасно,
Москва в Норвегии
Облаков колорит
О зиме говорит.
Пахнет влагой и хвоей,
Как у нас под Москвою.
Мох лежит под сосной,
Как у нас под Москвой.
Все как дома,
И очень знакомо.
Только воздух не тот,
Атмосфера не та,
И от этого люди другие,
Только люди не те, что у нас,
Не похожи, мои дорогие.
Дорогие друзья, я писала не раз,
Что разлука — большая обуза.
Что разлука — змея.
И действительно, я
Не должна уезжать из Союза.
За границей легко только первые дни,
В магазине прилавок наряден.
(До чего хороши
Эти карандаши,
Эти перья и эти тетради!)
А какие здесь есть города! Например,
Старый Берген, который недаром
(Это скажет вам каждый порядочный гид)
Знаменит
Своим рыбным базаром.
Голубая макрель, золотая треска
На холодном рассвете багровом.
Я взглянула на рыбу —
И в сердце тоска
Вдруг впилась мне крючком рыболовным.
Я припомнила ясно: в корзине, в ведре ль,
Распластав плавников острия,
Та же белая в синих полосках макрель,
Только звали ее «скумбрия».
И какая чудесная юность была
В те часы на песке под горой!
И какая огромная жизнь пролегла
Между этой и той скумбрией!
И печаль об исчезнувшей прелести дней
Полоснула меня, как ножом.
И подумала я: «Ничего нет грустней
Одиночества за рубежом».
Только вижу: у рыбного ряда стоит,
Упершись рукавицей в бедро,
В сапогах и брезенте, назад козырек,
Ну, точь-в-точь паренек
Из метро.
Я невольно воскликнула: «Ах ты,
Из какой это вылез он шахты?»
Он ко мне по-норвежски (а я ни гугу),
По-иному он, вижу, не слишком.
Неужели же, думаю, я не смогу
Побеседовать с этим парнишкой?
И, доставши блокнот, так, чтоб он увидал.
На прилавке под рыбным навесом
Я рисую родимого моря овал
И пишу по-латински «Odessa».
И тогда паренек на чужом берегу
Улыбается мне, как рыбак рыбаку.
Паренек улыбается мне от души,
Он берет у меня карандаш.
(До чего хороши
Эти карандаши,
Если держит их кто-нибудь наш!)
Он выводит знакомое слово «Moskwa».
И от этого слова — лучи.
(До чего хорошо, что иные слова
Даже в дальних краях горячи!)
Он приветствует в эту минуту Союз,
Он глядит хорошо и всерьез.
И, содрав рукавицу и сбросив картуз,
Он трясет мою руку до слез.
Хорошо, что на грусть мы теряем права
И что, как бы он ни был далек,
Человек с удивительным словом «Москва»
Не бывает нигде одинок.
На мотив народной песни
Всю-то я вселенную проехал,
Любовался блеском всех светил.
Мне и тучи были не помехой,
Мне и гром препятствий не чинил.
Молния однажды между пальцев
У меня скользнула невзначай.
И кометы, вечные скитальцы,
Мне кричали: «Здравствуй и прощай!»
Я гостил у радуги под кровом,
Подходил я к солнца рубежам.
Видел я, как в облаке пуховом
Месяц новорожденный лежал.
Из конца в конец, по звездным вехам,
Даже Млечный путь я обошел...
Всю-то я вселенную проехал,
Но второй России не нашел.
Надо мной любовь нависла тучей,
Помрачила дни,
Нежностью своей меня не мучай,
Лаской не томи.
Уходи, пускай слеза мешает
Поглядеть вослед.
Уходи, пускай душа не знает,
Был ты или нет.
Расставаясь, поцелую, плача,
Ясные глаза.
Пыль столбом завьется, не иначе
Как гроза.
В поле рожь.
Не поймешь.
Через час на вёдро золотое
Выглянет сосед
И затопчет грубою стопою
Милый след.
Наша биография
Лошадка добрая моя,
По имени Пегас,
Ты тут как тут, чуть только
Отдам тебе приказ.
Не будь бы этого, беда —
Ходить бы мне пешком.
И только редко, иногда,
Ты молвишь мне тишком:
«Хозяюшка, повремени,
Дозволь передохнуть.
Невыносимые ремни
Мне натрудили грудь.
Путей-дорог не разузнав.
Я попадал в затор.
Карабкаясь по крутизнам,
Я ноги поистер».
Пегашка, верный мой конек,
Друг сердца моего,
Чтоб ты чего-нибудь не мог.—
Не может быть того.
Твоя испытанная прыть
Другим коням пример.
А ну-ка... надо повторить
И взять вон тот барьер...
Но надо думать, как-никак
Настанет день такой,
Когда удастся, мой бедняк,
Уйти нам на покой.
Оставив небогатый кров,
Неприхотливый скарб,
Возьмем с тобой последний ров,
Последний наш эскарп.
Перемахнем через плато,
А там — ручей и луг,
Где будет нами испито
Спокойствие, мой друг.
Старинный рыцарский пейзаж,
Приют усталых душ;
Кому придет такая блажь —
Искать такую глушь!
Живем мы, дней не торопя,
Спокойные душой.
Тревожу редко я тебя
Прогулкой небольшой.
Но чу!.. Из-за кольца лесов
Донесся в наш приют
Какой-то звук, какой-то зов —
И ты уж тут как тут.
«Хозяюшка, поторопись!
Темнеет. Путь далек.
Попробуем сначала рысь,
А там пойдем в галоп».
И снова, юные, как встарь,
Летим, барьер беря.
Горит над нами, как янтарь,
Закатная заря...
И так, покуда не погас
Вечерний этот свет,
Мы неразлучны, мой Пегас,
И нам покоя нет.
Все тот же путь, все тот же кров,
На радости скупой.
И так — пока могильный ров
Нас не возьмет с тобой.
Победительница
Снег, бездорожье, горячая пыль, суховей.
Минное поле, атака, свинцовая вьюга —
Все испытала, в походной шинели своей,
Ты, боевая подруга.
Ты уезжала с заводом своим на Урал.
Бросила дом свой, ни разу о нем не заплакав.
Женским рукам удивлялся горячий металл,
Но покорялся, однако.
Мы — победители. Пушечный грохот утих.
Минуло время тяжелой военной заботы.
Вспомнила ты, что, помимо профессий мужских,
Женщина прежде всего ты.
Мартовский солнечный день. Голубая капель
Точит под крышей себе ледяную лазейку.
В комнате тихо, светло. У стены — колыбель
Под белоснежной кисейкой.
Мягкую обнял подушечку сонный малыш.
Нежное солнце сквозит в золотых волосенках.
Руку поднявши, ты шепчешь: «Пожалуйста... тшшш,
Не разбудите ребенка».
Поцелуй же напоследок...
Поцелуй же напоследок
Руки и уста.
Ты уедешь, я уеду -
В разные места.
И меж нами (тем синее,
Чем далече ты)
Расползутся, точно змеи,
Горные хребты.
И за русскою границей
Обрывая бег,
Разметаются косицы
Белокурых рек.
И от северного быта
Устремляясь вниз,
Будешь есть не наше жито,
А чужой маис.
И когда, и сонный чуток,
Ты уснешь впотьмах,
Будет разница в полсуток
На моих часах.
Налетят москиты злые,
Зашумит гроза,
Поцелуешь ты косые
Черные глаза.
И хотя бы обнял тыщи
Девушек, любя,
Ты второй такой не сыщешь
Пары для себя.
И плывя в края иные
По морской воде,
Ты второй такой России
Не найдешь нигде.
Проект памятника
Мы Красной Пресне слово предоставим,
Продлим регламент Ленинским горам,
Откуда вся Москва, в красе и славе,
Открыта солнцу, звездам и ветрам.
Вокзалы негодуют: в чем причина?
Запрашивает площадь: как ей быть,
Монументальным мрамором почтить?
В Сокольниках один заветный просек,
Где Ленин был на елке у ребят,
Уже давно о памятнике просит,
Деревья все об этом шелестят.
Но существует мнение иное...
Быть может, не в Сокольниках, а тут,
Перед Большим театром, где весною
Так трогательно яблони цветут.
Чтоб перед нами прошлое воскресло
(Оно и так вовеки не умрет),
Пускай, присев на стул или на кресло,
Ильич листает бронзовый блокнот.
Не там на высоте, не в отдаленье,
На фоне облаков и птичьих крыл,
А рядом, с нами. Здесь... При жизни Ленин,
Мы знаем, возвышаться не любил.
Пусть будет памятник такого роста,
Чтобы уже ребенок лет пяти
Без мамы смог бы дотянуться просто
И положить у ног его цветы.
Прохладнее бы кровь и плавников бы пара,
И путь мой был бы прям.
Я поплыла б вокруг всего земного шара
По рекам и морям.
Безбровый глаз глубоководной рыбы,
И хвост, и чешуя...
Никто на свете, даже ты бы,
Не угадал, что это я.
В проеденном водой и солью камне
Пережидала б я подводный мрак,
И сквозь волну казалась бы луна мне
Похожей на маяк.
Была бы я и там такой же слабой,
Как здесь от суеты.
Но были бы ко мне добрее крабы,
Нежели ты.
И пусть бы бог хранил, моря волнуя,
Тебя в твоих путях,
И дал бы мне окончить жизнь земную
В твоих сетях.
Пять ночей и дней
(На смерть Ленина)
И прежде чем укрыть в могиле
Навеки от живых людей,
В Колонном зале положили
Его на пять ночей и дней...
И потекли людские толпы,
Неся знамена впереди,
Чтобы взглянуть на профиль желтый
И красный орден на груди.
Текли. А стужа над землею
Такая лютая была,
Как будто он унес с собою
Частицу нашего тепла.
И пять ночей в Москве не спали
Из-за того, что он уснул.
И был торжественно-печален
Луны почетный караул.
Расставаясь, поцелую, плача...
Расставаясь, поцелую, плача,
Ясные глаза.
Пыль столбом завьется, не иначе,
Как гроза.
Грянет гром. Зашепчет, как живая,
В поле рожь.
Где слеза, где капля дождевая -
Не поймешь.
Через час на ведро золотое
Выглянет сосед
И затопчет грубою стопою
Милый след.
Священная война
От русских сел до чешского вокзала,
От крымских гор до Ливии пустынь,
Чтобы паучья лапа не всползала
На мрамор человеческих святынь,
Избавить мир, планету от чумы -
Вот гуманизм! И гуманисты мы.
А если ты, Германия, страна
Философов, обитель музыкантов,
Своих титанов, гениев, талантов
Предавши поруганью имена,
Продлишь кровавый гитлеровский бред,-
Тогда тебе уже прощенья нет.
Сдается квартира
Однажды дала объявленье
«Сдается квартира с отдельной
Калиткой.
Покой, тишина. Огород
Вода. Освещение.
Первый этаж».
Едва появилось в лесу
Объявленье,
Тотчас же вокруг началось
Оживленье.
Откликнулись многие.
С вышки своей
В рабочем костюме
Сошел муравей.
Нарядная, в перьях, явилась
Амфибия (это такая
Пришла с головастиком
(Юркий малыш!),
Потом прилетела
Летучая мышь.
А там и светляк —
Уже час был не ранний —
Приполз на квартирное
Это собранье,
И даже принес, чтоб не сбиться
Зеленую лампочку в четверть
Уселись в кружок. Посредине
И тут началась настоящая
Что, дескать, и комната
Только одна.
И как это так:
Почему без окна?
«И где же вода?» —
Удивилась лягушка.
«А детская где же?» —
Спросила кукушка.
«А где освещение?—
Вспыхнул светляк.—
Я ночью гуляю,
Мне нужен маяк».
Летучая мышь
Покачала головкой:
«Мне нужен чердак,
На земле мне неловко».—
«Нам нужен подвал,—
Возразил муравей,—
Подвал или погреб
С десятком дверей».
И каждый, вернувшись
В родное жилище,
Подумал: «Второго такого
Не сыщешь!»
И даже улитка —
Ей стало свежо —
Воскликнула:
«Как у меня хорошо!»
И только кукушка,
Бездомная птица,
Попрежнему в гнезда чужие
Стучится.
Она и к тебе постучит
В твою дверь:
«Нужна, мол, квартира!»
Но ты ей не верь.
Сеттер Джек
Собачье сердце устроено так:
Полюбило - значит, навек!
Был славный малый и не дурак
Ирландский сеттер Джек.
Как полагается, был он рыж,
По лапам оброс бахромой,
Коты и кошки окрестных крыш
Называли его чумой.
Клеенчатый нос рылся в траве,
Вынюхивал влажный грунт;
Уши висели, как замшевые,
И каждое весило фунт.
Касательно всяких собачьих дел
Совесть была чиста.
Хозяина Джек любил и жалел,
Что нет у него хвоста.
В первый раз на аэродром
Он пришел зимой, в снег.
Хозяин сказал: «Не теперь, потом
Полетишь и ты, Джек!»
Биплан взметнул снежную пыль,
У Джека - ноги врозь:
«Если это автомобиль,
То как же оно поднялось?»
Но тут у Джека замер дух:
Хозяин взмыл над людьми.
Джек сказал: «Одно из двух -
Останься или возьми!»
Но его хозяин все выше лез,
Треща, как стрекоза.
Джек смотрел, и вода небес
Заливала ему глаза.
Люди, не заботясь о псе,
Возились у машин.
Джек думал: «Зачем все,
Если нужен один?»
Прошло бесконечно много лет
(По часам пятнадцать минут),
Сел в снег летучий предмет,
Хозяин был снова тут...
Пришли весною. Воздушный причал
Был бессолнечно-сер.
Хозяин надел шлем и сказал:
«Сядьте и вы, сэр!»
Джек вздохнул, почесал бок,
Сел, облизнулся, и в путь!
Взглянул вниз и больше не смог,-
Такая напала жуть.
«Земля бежит от меня так,
Будто я ее съем.
Люди не крупнее собак,
А собак не видно совсем».
Хозяин смеется. Джек смущен
И думает: «Я свинья:
Если это может он,
Значит, могу и я».
После чего спокойнее стал
И, повизгивая слегка,
Только судорожно зевал
И лаял на облака.
Солнце, скрытое до сих пор,
Согрело одно крыло.
Но почему задохнулся мотор?
Но что произошло?
Но почему земля опять
Стала так близка?
Но почему начала дрожать
Кожаная рука?
Ветер свистел, выл, сек
По полным слез глазам.
Хозяин крикнул: «Прыгай, Джек,
Потому что... ты видишь сам!»
Но Джек, припав к нему головой
И сам дрожа весь,
Успел сказать: «Господин мой,
Я останусь здесь...»
На земле уже полумертвый нос
Положил на труп Джек,
И люди сказали: «Был пес,
А умер, как человек».
Скупа в последней четверти луна.
Встает неласково, зарей гонима,
Но ни с какой луною не сравнима
Осенней звездной ночи глубина.
Не веет ветер. Не шумит листва.
Молчание стоит, подобно зною.
От Млечного Пути кружится голова,
Как бы от бездны под ногою.
Не слышима никем, проносится звезда,
Пересекая путь земного взгляда.
И страшен звук из темной глуби сада,
Вещающий падение плода.
Слишком быстро проходит жизнь моя...
Слишком быстро проходит жизнь моя,
Редеет лесной опушкой,
И я - вот эта самая я -
Буду скоро беленькой старушкой.
И в гостиной у дочери моей Жанны,
Одетая по старинной моде,
Буду рассказывать медленно и пространно
О девятьсот семнадцатом годе.
Шумное молодое племя
Будет шептаться с моим зятем:
Бабушка-то... в свое время
Писала стихи... еще с ятем.
По тихому-тихому переулку,
На закате, когда небо золотится,
Я буду выходить на прогулку
В теплом платке и лисицах.
Ты будешь вести меня любовно и учтиво
И скажешь:- Снова сыро. Вот горе!-
И долго мы будем глядеть с обрыва
На красные листья и синее море.
Сороконожки
У сороконожки
Народились крошки.
Что за восхищенье,
Радость без конца!
Дети эти — прямо
Вылитая мама:
То же выраженье
Милого лица.
И стоит пригожий
Дом сороконожий,
Сушатся пеленки,
Жарится пирог,
И стоят в порядке
Тридцать три кроватки,
В каждой по ребенку,
В каждой сорок ног.
Папа с ними в дружбе.
Целый день на службе,
А когда вернется
В теплый уголок,—
Все играют в прятки,
Куклы и лошадки,
Весело смеется
Сам сороконог,
Все растет на свете —
Выросли и дети.
Носится орава
С самого утра.
Мать-сороконожка,
Погрустив немножко,
Говорит: «Пора вам
В школу, детвора».
Но ходить по школам
Невозможно голым,
Согласился с этим
Папа,— ну и что ж?
Мама же сказала:
«Сосчитай сначала,
Сколько нашим детям
Надобно калош».
Для такой работы
Папа вынул счеты.
«Тише, дети, тише!
Папа снял сюртук».
Если каждой ножке
Нужно по калошке,
То для всех детишек
Сколько ж это штук?
«Трижды сорок восемь,
Девять переносим,
Это будет двести,
Да один в уме...»
Захирела печка,
Догорела свечка
Папа с мамой вместе
Счет ведут во тьме.
А когда же солнце
Глянуло в оконце,
Захотелось чаю,
Но сказала мать:
«Слишком много ножек
У сороконожек.
Я изнемогаю».
И пошла гулять.
Видит — в луже тихо
Дремлет аистиха,
Рядом — аистенок
На одной ноге.
Мать сказала плача:
«Аистам удача —
Вот какой ребенок
Нужен был бы мне!
Слишком много ножек
На губе пушок.
А пока, еще ни разу
Не ступив ногой,
Спи, мой мальчик сероглазый,
Зайчик дорогой...
Налепив цветные марки
Письмам на бока,
Сын мне снимки и подарки
Шлет издалека.
Заглянул в родную гавань
И уплыл опять.
Мальчик создан, чтобы плавать,
Мама - чтобы ждать.
Вновь пройдет годов немало...
Голова в снегу;
Сердце скажет: «Я устало,
Больше не могу».
Успокоится навеки,
И уже тогда
Весть помчится через реки,
Через города.
И, бледнея, как бумага,
Смутный, как печать,
Мальчик будет горько плакать,
Мама - будет спать.
А пока на самом деле
Все наоборот:
Мальчик спит в своей постели.
Мама же - поет.
И фланелевые брючки,
Первые свои,
Держат мальчикины ручки,
Пальчики мои.
Такой туман упал вчера,
Так волноваться море стало,
Как будто осени пора
По-настоящему настала.
А нынче свет и тишина,
Листва медлительно желтеет,
И солнце нежно, как луна,
Над садом светит, но не греет.
Так иногда для, бедных, нас
В болезни, видимо опасной,
Вдруг наступает тихий час,
Неподражаемо прекрасный.
Товарищ виноград
У апельсина кожура
Красней гусиных лап.
На родине была жара,
А нынче он озяб.
Такой тут ветер ледяной,
Что стынут даже сосны.
А он, подумайте, в одной
Обертке папиросной.
Впервые снежных звездочек
Он увидал полет,
Застыл до самых косточек
И превратился в лед.
Покрыт пупырышками весь
Бедняга-апельсин.
Он люто замерзает здесь,
Да и не он один.
Вот персик. Он тепло одет,
На нем пушистый ворс,
На нем фланелевый жилет,
И все же он замерз.
А золотистый виноград,
Приехав ночью в Ленинград,
Увидел утром Летний сад
И кинулся к нему.
Он видел — статуи стоят.
И думал: «Я — в Крыму.
Пройдет еще немного дней,
Загар покроет их...»
Раздетых мраморных людей
Он принял за живых.
Но скоро бедный южный гость
Лежал в опилках, весь дрожа,
А холод резал без ножа,
Терзал за гроздью гроздь.
Но в эту же погоду,
На этом же лотке
Антоновские яблоки
Лежали налегке.
Их обнаженной коже
Морозец не мешал,
И было непохоже,
Чтоб кто-нибудь дрожал.
И самое большое
И крепкое из всех
Сказало апельсинам
И винограду: «Эх!
Укрыть бы вас покрепче
От нашинских снегов,
Да ведь не напасешься
На вас пуховиков.
Но вот что я скажу вам,
Товарищ Виноград,
На юге жил ученый,
И у него был сад,
Где изучал замашки он
Фисташки и айвы,
Где, главное, заботился
Он о таких, как вы.
Чтоб вы росли и зрели
Под ветром ледяным,
Чтобы суровый север
Казался вам родным.
Чтоб было вам, как яблокам,
Не страшно ничего.
Зовут его Мичуриным —
Ученого того.
Ему поставлен памятник
В Москве, мои друзья.
В руке он держит яблоко,
Такое же, как я».
В эту же минуту,
Услышав эту речь,
У апельсинов будто
Скатилась тяжесть с плеч.
И сразу встрепенулся
И счастлив был, и рад,
И сладко улыбнулся
Товарищ Виноград.
Трамвай идет на фронт
Холодный, цвета стали,
Суровый горизонт —
Трамвай идет к заставе,
Трамвай идет на фронт.
Фанера вместо стекол,
Но это ничего,
И граждане потоком
Вливаются в него.
Немолодой рабочий —
Он едет на завод,
Который дни и ночи
Оружие кует.
Старушку убаюкал
Ритмичный шум колес:
Она танкисту-внуку
Достала папирос.
Беседуя с сестрою
И полковым врачом,
Дружинницы — их трое —
Сидят к плечу плечом.
У пояса граната,
У пояса наган,
Высокий, бородатый —
Похоже, партизан,
Пришел помыться в баньке,
Побыть с семьей своей,
Принес сынишке Саньке
Немецкий шлем-трофей —
И снова в путь-дорогу,
В дремучие снега,
Выслеживать берлогу
Жестокого врага,
Огнем своей винтовки
шистам счет...
Мелькают остановки,
Трамвай на фронт идет.
Везут домохозяйки
Нещедрый свой паек,
Грудной ребенок — в байке
Откинут уголок —
Глядит (ему все ново).
Гляди, не забывай
У первой мухи головокруженье
От длительного сна:
Она лежала зиму без движенья, -
Теперь весна.
Я говорю:- Сударыня, о небо,
Как вы бледны!
Не дать ли вам варенья, или хлеба,
Или воды?
Благодарю, мне ничего не надо, -
Она в ответ.-
Я не больна, я просто очень рада,
Что вижу свет.
Как тяжко жить зимой на свете сиром,
Как тяжко видеть сны,
Что мухи белые владеют миром,
А мы побеждены.
Но вы смеетесь надо мной? Не надо.-
А я в ответ!
Я не смеюсь, я просто очень рада,
Что вижу свет.
Уехал друг. Еще в окне закат...
Уехал друг. Еще в окне закат,
Что нам пылал, не потускнел нимало,
А в воздухе пустом уже звенят
Воспоминаний медленные жала.
Уехавшего комната полна
Его движеньями и тишиною,
Что я не влюблена и не любима,
Что не боюсь я солнцем быть палима,
И стать смуглей кофейного зерна.
Что я могу присесть легко на тюк,
Вдыхать неуловимый запах чая,
Ни на один вопрос не отвечая,
Ничьих не пожимая нежно рук.
Что перед сном смогу я тихо петь,
Потом сомкну, как девственница, вежды,
И поутру нехитрые одежды
Никто не помешает мне надеть.
Читателю
Читатель мой, ненадобно бояться,
Что я твой книжный шкаф обременю
Посмертными томами (штук пятнадцать),
Одетыми в тисненую броню.
Нет. Издана не пышно, не богато,
В простой обложке серо-голубой,
То будет книжка малого формата,
Чтоб можно было брать ее с собой.
Чтобы она у сердца трепетала
В кармане делового пиджака,
Чтобы ее из сумки извлекала
Домохозяйки теплая рука.
Чтоб девочка в капроновых оборках
Из-за нее бы не пошла на бал,
Чтобы студент, забывши про пятерки,
Ее во время лекции читал...
«Товарищ Инбер,— скажут педагоги,—
Невероятно! Вас не разберешь.
Вы нарушаете регламент строгий,
Вы путаете нашу молодежь».
Я знаю — это не педагогично,
Но знаю я и то, что сила строк
Порою может заменить (частично)
Веселый бал и вдумчивый урок.
Теченье дня частенько нарушая
(Когда сама уйду в небытие),—
Не умирай же, книжка небольшая,
Живи подольше, детище мое!
Шкатулка
Я прячу письма от знакомых женщин...
Их лёгкий смех, их бальную тоску
В шкатулку, что досталась мне от деда,
На дне её - нагая Леда, мизинца меньше, на шелку.
Шкатулка пахнет старыми духами,
Она скрывает все мои капризы,
Мои провалы, финиши и призы,
Как я любил, и как я был любим.
Когда окно в прозрачной дымке тонет,
Концерт окончен, замер шум кулис
Читаю письма я из стёганой шкатулки
От двух сестер, живущих в Смирне в узком переулке,
От двух больных актрис.
Когда мой телефон молчит среди гардин,
Слуга ушёл, и кошка на охоте,
Все письма женщин в позолоте
Прелестно лгут... и я один, один.
Но два письма единственных, безумных
Я положил в сафьяновый Коран.
Бывают дни: я болен, счастлив, пьян,
Я так томлюсь, как пленная вода,
Но их я не читаю никогда.
Энская высотка
Возле полустанка
Травы шелестят.
Гусеницы танка
Мертвые лежат.
Черную машину
Лютого врага
Насмерть сокрушила
Русская рука.
Смелостью и сметкой
Кто тебя сберег,
Энская высотка,
Малый бугорок?
Пламенной любовью
Родину любя,
Кто своею кровью
Защитил тебя?
О тебе лишь сводка
Скажет между строк,
Энская высотка.
Малый бугорок.
Чуть заметный холмик...
Но зато весной
О тебе напомнит
Аромат лесной.
О тебе кузнечик
Меж высоких трав
Простучит далече,
Точно телеграф.
Девушка-красотка
О тебе споет,
Энская высотка,
Малый эпизод.
Песнями, цветами
Век отчизна-мать
Все не перестанет
Сына поминать.
Сентябрь 1942, Ленинград
сайт информационно-развлекательно-образовательный сайт для любых возрастов и категорий интернет пользователей. Здесь и дети, и взрослые с пользой проведут время, смогут повысить свой уровень образования, прочесть любопытные жизнеописания великих и известных в разных эпохах людей, посмотреть фотоматериалы и видео из частной сферы и общественной жизни популярных и именитых личностей. Биографии талантливых актеров, политиков, ученых, первооткрывателей. Мы представим Вам с творчество, художников и поэтов, музыку гениальных композиторов и песни знаменитых исполнителей. Сценаристы, режиссеры, космонавты, физики-ядерщики, биологи, атлеты – множество достойных людей, оставивших отпечаток во времени, истории и развитии человечества собраны воедино на наших страницах.
На сайт Вы узнаете малоизвестные сведения из судеб знаменитостей; свежие новости из культурной и научной деятельности, семейной и личной жизни звезд; достоверные факты биографии выдающихся жителей планеты. Все сведения удобно систематизированы. Материал подан в простом и понятном, легком для чтения и интересно оформленном виде. Мы постарались, чтоб наши посетители получали здесь необходимую информацию с удовольствием и большим интересом.
Когда хочется узнать подробности из биографии известных людей, нередко начинаешь выискивать информацию из множества справочников и статей, разбросанных по всему интернету. Теперь, для Вашего удобства, все факты и наиболее полные сведения из жизни интересных и публичных людей собраны в одном месте.
сайт подробно расскажет о биографии знаменитых людей оставивших свой отпечаток в человеческой истории, как в глубокой древности, так и в нашем современном мире. Тут можно больше узнать о жизни, творчестве, привычках, окружении и семье Вашего любимого кумира. Об истории успеха ярких и неординарных людей. О великих ученых и политиках. Школьники и студенты почерпнут на нашем ресурсе необходимый и актуальный материал из биографии великих людей для различных докладов, рефератов и курсовых.
Узнавать биографии интересных людей, которые заслужили признание человечества, занятие часто очень увлекательное, так как истории их судеб захватывают не меньше иных художественных произведений. Для кого-то такое чтение может послужить сильным толчком для собственных свершений, даст веру в себя, поможет справиться с непростой ситуацией. Встречаются даже заявления, что при изучении историй успеха других людей, в человеке помимо мотивации к действию, проявляются и лидерские качества, укрепляется сила духа и упорство в достижении целей.
Интересно почитать и размещенные у нас биография богатых людей, чья стойкость на пути к успеху достойна подражания и уважения. Громкие имена прошлых столетий и нынешних дней всегда будут вызывать любопытство историков и обычных людей. А мы поставили своей целью удовлетворить такой интерес в полной мере. Хотите блеснуть эрудицией, готовите тематический материал или просто интересно узнать все об исторической личности – заходите на сайт.
Любители почитать биографии людей могут перенять их жизненный опыт, научиться на чьих-то ошибках, сравнить себя с поэтами, художниками, учеными, сделать важные для себя выводы, самосовершенствоваться, используя опыт неординарной личности.
Изучая биографии успешных людей, читатель узнает, как были сделаны великие открытия и достижения, давшие шанс человечеству взойти на новую ступень в своем развитии. Какие препятствия и сложности пришлось преодолеть многим известным людям искусства или ученым, знаменитым врачам и исследователям, бизнесменам и правителям.
А как увлекательно окунуться в историю жизни какого-либо путешественника или первооткрывателя, представить себя в качестве полководца или бедного художника, узнать историю любви великого правителя и познакомиться с семьей давнего кумира.
Биографии интересных людей у нас на сайте удобно структурированы так, чтоб посетителям не составляло труда найти в базе сведения о любом нужном человеке. Наша команда стремилась к тому, чтоб Вам понравилась и простая, интуитивно ясная навигация, и легкий, интересный стиль написания статей, и оригинальный дизайн страниц.
Вера Инбер краткое время посещала историко-филологический факультет на одесских Высших женских курсах. Первая публикация появилась в одесских газетах в году ("Севильские дамы"). Вместе с первым мужем, Натаном Инбером, жила в Париже и Швейцарии в течение четырёх лет ( -). В переехала в Москву. В ранних двадцатых годах , как и многие другие поэты, принадлежала к литературной группе, в её случае, к «Литературному центру конструктивистов» . В 1920-е годы работала журналистом , писала прозу и очерки, ездила по стране и за рубеж. Была замужем за электрохимиком А.Н. Фрумкиным .
Известна и до настоящих дней дошла жесткая эпиграмма, которую написал на нее поэт Владимир Маяковский , c которым они не сошлись в некоторых литературных оценках: "Ах у Инбер, ах у Инбер что за глазки, что за лоб!// Так всю жизнь бы любовался, любовался на неё б". Надо сказать, что эпиграмма не привела ни к какому серьезному разрыву, колкостями привычно обменивались все кто мог, в них даже соревновались. Лишь потом, со становлением тоталитарной советской власти, этот вид искусства почти полностью исчез.
Примечания
Адреса в Ленинграде
08.1941 - 1946 - улица Толстого, 6.
Избранные сборники и произведения
- Сборник стихов «Печальное вино» (1914)
- Сборник стихов «Горькая услада» (1917)
- Сборник стихов «Бренные слова» (1922)
- Сборник стихов «Цель и путь» (1925)
- Рассказы «Уравнение с одним неизвестным» (1926)
- Сборник стихов «Мальчик с веснушками» (1926)
- Рассказы «Ловец комет» (1927)
- Сборник стихов «Сыну, которого нет» (1927)
- «Так начинается день»
- Сборник стихов «Избранные стихи» (1933)
- Путевые записки «Америка в Париже» (1928)
- Автобиография «Место под солнцем» (1928)
- Сборник стихов «Вполголоса» (1932)
- Комедия в стихах «Союз матерей» (1938)
- Поэма «Путевой дневник» (1939)
- Поэма «Овидий» (1939)
- Поэма «Весна в Самарканде» (1940)
- Сборник стихов «Душа Ленинграда» (1942)
- Поэма «Пулковский меридиан» (1943)
- Дневник «Почти три года» (1946)
- Очерки «Три недели в Иране» (1946)
- Сборник стихов «Путь воды» (1951)
- Книга «Как я была маленькая» (1954)
- Статьи «Вдохновение и мастерство» (1957)
- «Апрель» (1960)
- Сборник стихов «Книга и сердце» (1961)
- Книга «Страницы дней перебирая» (1967)
- Сборник стихов «Анкета времени» (1971)
Ссылки
- Вера Инбер стихи в Антологии русской поэзии
Wikimedia Foundation . 2010 .
Смотреть что такое "Инбер, Вера" в других словарях:
Инбер Вера Михайловна Имя при рождении: Вера Моисеевна Шпенцер Дата рождения … Википедия
- [р. 28.6(10.7).1890, Одесса], русская советская писательница. Член КПСС с 1943. Начала печататься в 1910. В ранних стихах И. уже заметны жизнелюбие и изящная, трезвая ирония, которые впоследствии становятся характерными для её зрелой поэзии.… … Большая советская энциклопедия
- (1890 1972) русская поэтесса. Лирика (сборники Сыну, которого нет, 1927, Вполголоса, 1932, Анкета времени, 1971), поэмы (Пулковский меридиан, 1943, о подвиге блокадного Ленинграда; Государственная премия СССР, 1946), проза. Произведения для… … Большой Энциклопедический словарь
Современная поэтесса, беллетристка, журналистка. Состоит в лит ой группе конструктивистов (ЛЦК). Род. в Одессе, в буржуазной семье. До революции несколько лет провела за границей. В Париже выпустила первую книгу стихов "Печальное… … Большая биографическая энциклопедия
- (1890 1972), русская поэтесса. Лирика (сборники «Сыну, которого нет», 1927; «Вполголоса», 1932; «Анкета времени», 1971), поэмы («Пулковский меридиан», 1943, о подвиге блокадного Ленинграда; Государственная премия СССР, 1946), проза. Произведения… … Энциклопедический словарь
Вера Михайловна Инбер (урождённая Шпенцер; 28 июня (10 июля) 1890, Одесса 11 ноября 1972, Москва) русская советская поэтесса и прозаик. Содержание 1 Биография 2 Примечания 3 Адреса в Ленинграде … Википедия
Инбер Вера Мих. - ИНБЕР Вера Мих. (1890 1972) поэтесса, прозаик. Мать учительница, отец владелец изд ва Mathesis . Окончив г зию, училась на Высших жен. курсах в Одессе. Неск. лет провела за границей. Первый сб. стихов Печальное вино (1914, Париж), затем Горькая… … Российский гуманитарный энциклопедический словарь
ИНБЕР Вера Михайловна - (18901972), русская советская поэтесса. Чл. КПСС с 1943. Сб. стихов «Печальное вино» (1914), «Бренные слова» (1922), «Цель и путь» (1925), «Сыну, которого нет» (1927), «Путевой дневник» (1939), «Душа Ленинграда» (1942), «Путь воды» (1948),… … Литературный энциклопедический словарь
Инбер, Вера Михайловна Вера Инбер Имя при рождении: Вера Моисеевна Шпенцер Дата рождения: 28 июня (10 июля) 1890(18900710) Место рождения … Википедия
Родилась Вера Михайловна 10 июля 1890 года в Одессе. Ее отец Моисей Шпенцер был владельцем типографии и одним из руководителей научного издательства “Матезис” (1904-1925). Вопреки распространенному заблуждению, не мать, а именно отец был двоюродным братом Льва Троцкого. В книге “Моя жизнь” Троцкий тепло вспоминает о М. Шпенцере, в доме которого жил во время учебы в Одессе, – “племянник матери, Моисей Филиппович Шпенцер, умный и хороший человек”. Мать Фанни Соломоновна была учительницей русского языка и заведующей казенным еврейским девичьим училищем. Семья жила в Покровском переулке, 5.
Вера училась в гимназии Шольп, затем в гимназии Пашковской. Позднее посещала историко-филологический факультет на одесских Высших женских курсах. Первая ее публикация появилась в одесской газете в 1910 году – “Севильские дамы”.
Вера выходит замуж за одесского журналиста Натана Инбера. В 1912 году ее стихи были напечатаны в журнале “Солнце России”. В том же году у нее родилась дочь Жанна (будущая писательница Жанна Гаузнер). С 1912 по 1914 год Вера и Натан живут в Париже. Около года она провела в Швейцарии на лечении. В “Одесских новостях” регулярно появляются статьи о парижской моде, подписанные “Vera Inbert”, еще один ее псевдоним того времени – “Вера Литти” (шутливый намек на небольшой рост автора).
Вера Инбер несколько раз приезжает в Одессу. 19 апреля 1913 года в зале театра “Унион” она выступила с лекцией “Цветы на асфальте. Женские моды в их прошлом и настоящем”.
В 1914 году в Париже выходит ее первая книга стихов “Печальное вино”. Известны похвальные рецензии Р. Иванова-Разумника и А. Блока, который писал, что в стихах есть горечь полыни, порой настоящая.
За месяц до начала Первой Мировой войны Вера Инбер вернулась в Россию. Жила то в Москве, то в Одессе. В 1917 г. в Петрограде вышла вторая книга стихов, “Горькая услада”. Песни на стихи В. Инбер исполняла популярная певица Иза Кремер. В начале 1918 г. Вера Инбер возвращается в Одессу.
Во время Гражданской войны в доме Инберов (с 1914 по 1922 гг. она жила в Стурдзовском переулке, 3; в 1918 г. – на ул. Канатной, 33) собирались одесские и московские писатели. В. Инбер выступала с докладами о парижских и бельгийских поэтах в Литературно-артистическом клубе. В 1919 г. она, вероятно, с мужем, оказалась в Стамбуле, затем вновь вернулась в Одессу. Натан Инбер эмигрировал (по другим данным, с 1916 г. жил в Париже).
Жизнь с маленькой дочерью в 1920 г. описана в автобиографической повести “Место под солнцем”. В то время В. Инбер писала пьески для театра “КРОТ” (“Конфрерия Рыцарей Острого Театра”). Об одной из таких пьес – “Ад в раю” – вспоминала дебютировавшая в “КРОТе” Рина Зеленая. Вера Инбер не только была драматургом, но и сама играла роли и исполняла песни на свои стихи.
В 1920 году она стала женой А.Н. Фрумкина (впоследствии одного из основателей советской электрохимической школы).
В 1922 г. в Одессе выходит третья книга стихов, “Бренные слова”, в том же году поэтесса переезжает в Москву. В Москве Инбер пишет не только стихи, но и очерки, публикуется в газетах и журналах. Одесскую известность ей принесли стихи на смерть В.И. Ленина “Пять ночей и дней”.
Сама Инбер говорила, что ее подлинная писательская биография началась с выхода сборника “Цель и путь”, вышедшего в 1925 г. В него вошли не только “Пять ночей и дней”, но и стихи, посвященные Л.Д. Троцкому. Однако современное литературоведение не вводит В.М. Инбер, начиная с московского периода, в большую русскую литературу.
В 1924-1926 гг. она жила в Париже, Брюсселе и Берлине как корреспондент московских газет. В 1926 г. вышел ее первый сборник рассказов, “Мальчик с веснушками”. В середине 1920-х В. Инбер, как и Э. Багрицкий, сближается с конструктивистами. Практически ежегодно выходят ее книги – стихи, очерки, путевые заметки. В 1928 г. была опубликована уже упомянутая автобиографическая повесть “Место под солнцем”. Символично название сборника стихов 1933 г. – “Переулок моего имени”. В 1939 г. была награждена орденом “Знак почета”.
Во время Великой Отечественной войны В.М. Инбер и ее третий муж, профессор медицины Илья Давидович Страшун, работавший в 1-м Медицинском институте, провели почти три года в блокадном Ленинграде. В 1943 г. В. Инбер вступила в партию. В эти годы она написала поэму “Пулковский меридиан” (1943), сборник стихов “Душа Ленинграда” (1942). В 1946 г. вышла книга “Почти три года”. В том же году В. Инбер получила Сталинскую премию 2-й степени за поэму “Пулковский меридиан” и книгу “Почти три года”.
В 1954 г. Вера Инбер пишет автобиографическую повесть для детей “Как я была маленькая”. Сборник ее статей о литературном труде “Вдохновение и мастерство” вышел в 1957 году, книга воспоминаний “Страницы дней перебирая” – в 1967-м. Последний прижизненный сборник стихов, “Анкета времени”, вышел в 1971 году.
Вера Инбер в Доме ученых. Одесса, 1959 г.
В. Инбер переводила Т. Шевченко, М. Рыльского, П. Элюара, Ш. Петефи, Я. Райниса.
Награждена тремя орденами и медалями.
Умерла Вера Михайловна Инбер 11 ноября 1972 г., похоронена на Введенском кладбище в Москве. В 1973 г. Купальный (бывший Стурдзовский) переулок был переименован в переулок Веры Инбер.
Всемирный клуб одесситов и Одесский литературный музей в 2000 году издали книгу В.М. Инбер “Цветы на асфальте”, куда включили лучший сборник ее поэзии, изданный в Одессе в 1922 году, – “Бренные слова”, статьи писательницы о парижской моде, рецензии на ее творчество.
Алена Яворская, зам. директора по научной работе
Одесского литературного музея
Родилась 28 июня (10 июля н. с.) 1890 в Одессе в семье владельца научного издательства. С детства писала стихи.
По окончании гимназии поступила на Одесские высшие женские курсы на историко-филологический факультет, но вскоре уехала в Западную Европу, где провела, изредка возвращаясь домой, около четырёх лет (год в Швейцарии, остальное время - в Париже).
В 1912 в русской типографии в Париже был напечатан её первый стихотворный сборник «Печальное вино». В 1914 вернулась в Россию, решив обосноваться в Москве. Вышли ещё два сборника стихов - «Горькая услада» (1917) и «Бренные слова» (1922). В 1923 в Москве был издан сборник «Цель и путь», с которого, по мнению Инбер, началась её подлинная писательская биография.
В середине 1920-х сближается с конструктивистами, в эти же годы начинает писать прозу, очерки и статьи. Как журналист много ездила по стране, выезжала за рубеж. В 1927-29 были написаны книги очерков «Так начинается день» и путевые записки «Америка в Париже». В 1928 выходит автобиографическая хроника «Место под солнцем».
В 1930-е публикует поэмы «Путевой дневник» , «Овидий» , выступает как прозаик и очеркист.
В годы Отечественной войны Инбер находилась в осаждённом Ленинграде (1941-44). Героическая оборона города запечатлена ею в стихах сборника «Душа Ленинграда» (1942), поэме «Пулковский меридиан» (1943), в ленинградском дневнике «Почти три года» (1946).
В послевоенные годы Инбер писала произведения для детей, публиковала свои поэтические сборники - «Путь воды» (1951), «Книга и сердце» (1961), «Анкета времени» (1971) и др. В 1957 вышел сборник её статей о литературном труде - «Вдохновение и мастерство», в 1967 - книга воспоминаний «Страницы дней перебирая».
Продолжала много ездить по Союзу, побывала в Иране, Чехословакии и Румынии в составе делегаций деятелей советской культуры. В 1972 В. Инбер скончалась.
[Русские писатели и поэты. Краткий биографический словарь. Москва, 2000 ]
ИНБЕР, Вера Михайловна [р. 28.VI(10.VII).1890, Одесса] - русская советская писательница. Член Коммунистической партии с 1943. Отец Инбер был владельцем научного издательства, мать - учительница. Училась на Высших женских курсах в Одессе. В 1910 начала печататься в одесских газетах. Ранние сборники стихов Инбер («Печальное вино», 1914; «Горькая услада», 1917; «Бренные слова», 1922) полны литературных реминесценций, но сквозь упадочную пышность образов в них уже пробиваются жизнелюбие, изящная и трезвая ирония. Сборник «Цель и путь» (1925) и «Сыну, которого нет» (1927) отражают перелом в сознании поэта, отныне желающего служить разумным, созидательным силам нового общества. В стихотворении (1924), рассказывающем о народном горе в часы прощания с В. И. Лениным, Инбер сумела с большой искренностью передать чувство могучего народного единства. В середине 20-х гг. Инбер сближается с конструктивистами. В эти же годы она пробует свои силы как журналист и прозаик. В 1927-29 написаны книга очерков «Так начинается день» и путевые записки «Америка в Париже», где показано наступление американского утилитаризма на быт и культуру буржуазной Франции. В рассказы 20-х гг., насыщенные подробностями быта тех лет, Инбер порой вводит серьёзные социально-психологические конфликты. Многие из этих рассказов посвящены детям, детской психологии и языку. В автобиографической хронике «Место под солнцем» (1928) с мужественной откровенностью рассказывается о метаниях интеллигенции, порвавшей со старым укладом и мучительно ищущей дорогу к новой жизни. В 30-е гг. окончательно совершается «поэтова победа над своей старинною душой» (, 1932). Инбер стремится запечатлеть становление социалистической морали, передать теплоту новых человеческих отношений, исследует «область сердца» (стихотворения «Хочу в Москву!» , «Старость» , «Переулок моего имени» , , «Книга и сердце» , «Природа» и др.). Отчётливо выступает её пристрастие к тёплым и светлым тонам, некоторая идилличность представлений о жизни. В 1939 выходит поэма «Путевой дневник» , посвящённая впечатлениям от поездки в Грузию. С поэмой «Овидий» (1939) в творчество Инбер ещё до войны входит героика. В годы Отечественной войны Инбер находилась в осаждённом Ленинграде (1941-44). Героическая оборона города запечатлена в стихах этой поры (сборник «Душа Ленинграда», 1942), в цикле рассказов о детях, в ленинградском дневнике «Почти три года» (1946) и поэме «Пулковский меридиан» (1943, Государственная премия СССР, 1946). В послевоенные годы Инбер создаёт цикл стихов «Путь воды» (1946-51). В 1954 пишет автобиографическую повесть для детей «Как я была маленькая» (1954). В книге «Вдохновение и мастерство» (1957) Инбер делится своим литературным опытом. Книга стихов «Апрель» (1960) посвящена ленинской теме. Инбер - поэт спокойной вдумчивости и размышления. Ей свойственны несколько рассудочная ясность, обдуманность, упорядоченность стиля, способность по-домашнему обжить и «утеплить» большой мир. Улыбчивая простота, ненавязчивая педагогичность делают Инбер поэтом, интересным и для детей (стихи: , , , , и др.). Инбер - автор комедии в стихах «Союз матерей» (1938), а также новых текстов оперы «Травиата» и оперетты «Корневильские колокола». Ей принадлежат статьи о советских и зарубежных писателях. Произведения Инбер переводились на немецкий, финский, сербский, чешский, венгерский и другие языки.
Соч.: Избранное. [Вступ. ст. Ф. Левина], М., 1947; Избр. произведения. [Вступ. ст. И. Гринберга], т. 1-3, М., 1958; Апрель. Стихи о Ленине, М., 1960; Книга и сердце. Стихи, М., 1961; Как я была маленькая, 2 доп. изд., М., 1961; Вдохновение и мастерство, 2 доп. изд., М., 1961; За много лет, М., 1964.
Лит.: Зелинский К., Европеянка, «На лит. посту», 1928, № 11-12; его же, Вера Инбер (к 30-летию лит. деятельности), «Октябрь», 1946, № 5; Усиевич Е., Книги и жизнь, М., 1949, с. 95-110; Тарасенков А., Вера Инбер, в его кн.: Поэты, М., 1956; Фадеев А., О книге В. Инбер «Как я была маленькая», «Новый мир», 1956, № 12; Огнев В., Вдохновение и мастерство, «Дружба народов», 1958, № 6; Литвинов В., Стихи о Ленине, «Октябрь», 1961, № 4; Гринберг И., Вера Инбер. Критико-биографич. очерк, М., 1961.
И. Б. Роднянская
Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. - Т. 3. - М.: Советская энциклопедия, 1966
ИНБЕР Вера Михайловна - современная поэтесса, беллетристка, журналистка. Состоит в литературной группе конструктивистов (ЛЦК). Родилась в Одессе, в буржуазной семье. До революции несколько лет провела за границей. В Париже выпустила первую книгу стихов «Печальное вино» . Второй сборник вышел в 1917 («Горькая услада»). После революции Инбер выпустила ещё три книги стихов («Бренные слова», Одесса, 1922, «Цель и путь», М., 1925, «Сыну, которого нет», М., 1927), несколько сборников рассказов («Уравнение с одним неизвестным», М., 1926, «Ловец комет», М., 1927, и др.) и книгу очерков о Париже («Америка в Париже», М., 1928).
Творчество Инбер корнями своими уходит в предреволюционную буржуазную культуру. Как поэтесса Инбер родилась на переломе от символизма к акмеизму и футуризму и впитала в себя влияние самых разнообразных поэтов той поры - от Гумилёва и Виктора Гофмана до Игоря Северянина . Инбер не относится к категории поэтов, активно выявляющих своё отношение к описываемым вещам, настойчиво проповедывающих своё мировоззрение; для неё характерно нейтральное отношение к материалу. Этим можно объяснить удивительное разнообразие её тем, из которых ни одна по-настоящему не близка, не дорога поэту. Инбер прошла большой творческий путь: лирика, преобладавшая в её первых книгах, начинает уступать место сюжетным или описательным стихам (здесь - стык Инбер с конструктивизмом); всё ощутимее становится ироническая струя, переходящая иногда в чистый юмор; расширяется круг тем за счёт современных, советских. Однако революция входит в творчество Инбер не столько политической стороной, сколько внешне-бытовой. В отличие от других конструктивистов, пытающихся ставить в своих произведениях острые социальные проблемы, Инбер ограничивает свой выход в современность поверхностным оптимизмом («Земля советская» , «События в Красном море» ). Камерный, «домашний» угол зрения, характерный для ранних стихов Инбер, почти не расширился. Революция выглядит в стихах Инбер внешне-декоративно. Проза Инбер, в которую она переносит свои стиховые приёмы (локальный образ, игра слов, ироничность интонаций), ничего не прибавляет к её идеологическому облику. Идейные воззрения конструктивизма приобретают у неё свой особый отпечаток: она прочней, чем другие конструктивисты, связана с дореволюционной культурой. Так, например, мотивы техницизма, американизма, типичные для «вождя» конструктивистов - Сельвинского , воспитанного не столько на символистах, сколько на Маяковском , для Инбер мало характерны. Социалистическое будущее Инбер рисует «идиллическим» и «уютным».
Библиография: II. Зелинский К., Вера Инбер, «Жизнь искусства», 1924, XXI; Его же, Сб. «Госплан литературы», М., 1925; Лежнев А., «Прожектор», 1926, XVIII; Адонц Гайк, Вера Инбер, «Жизнь искусства», 1926, XXXIX; Зелинский К., Европеянка, «На лит-ом посту», 1928, XI-XII.
III. Владиславлев И. В., Литература великого десятилетия, т. I, Гиз, М., 1928; Писатели современной эпохи, т. I, ред. Б. П. Козьмина, изд. ГАХН, М., 1928; Мандельштам Р. С., Художественная литература в оценке русской марксистской критики, изд. 4-е, Гиз, М., 1928.
Е. Мустангова
Литературная энциклопедия: В 11 т. - [М.], 1929-1939