Мировая война парагвая. «Неизвестная война». Исторические параллели. Бразильская интервенция в Уругвай

В 1912 году выдающийся русский стратег и геополитик, полковник Генштаба Алексей Ефимович Вандам опубликовал в общедоступной печати очерки « Наше положение» и «Величайшее из искусств». В них сообщалось, в частности, что мировая война должна обязательно состояться (имелась ввиду Первая мировая). Дело это, как он полагал, было уже давно решено в Лондоне, что будет понятно из нижеследующего текста. А вот после неё непременно должна случиться следующая большая война между Германией и Россией, причем уже один на один. А поскольку силы противников примерно равны и уменья воевать им не занимать, сражаться они будут до полного взаимного растерзания.

Поскольку фигура Вандама мало известна современному читателю, будет уместно рассказать о ней несколько подробнее. Подлинная фамилия Алексея Ефимовича была Едрихин (1867-1933). Он происходил из семьи простого солдата. Начав службу вольноопределяющимся, то есть рядовым, тем не менее, уже к 30 годам поступает в Николаевскую академию Генерального штаба. Попасть в неё для него было практически невозможно хотя бы из-за очень сложных вступительных экзаменов (например, нужно было свободно знать не менее пяти языков) и полного отсутствия протекции. Блестяще закончив ее и получив приписку к Генштабу, он отправляется в качестве военного корреспондента на англо–бурскую войну. Малопонятное название «военный корреспондент» означало в те времена выполнение задач по ведению стратегической разведки в интересах Генштаба. После поездки в Южную Африку Алексей Ефимович меняет свою, не слишком благозвучную, русскую фамилию на голландскую. Как говорили, из соображений солидарности с бурами. В дальнейшем Генштаб неоднократно привлекал его к выполнению деликатных миссий в Китае, на Филиппинах и в других местах земного шара. Кстати говоря, наверное, именно в этих поездках по миру он приобрел, если можно так выразиться, англофобию в острой форме, вдоволь насмотревшись, что вытворяют англосаксы в колониях или в зависимых от них странах.

Алексей Вандам наряду с Семеновым-Тянь-Шанским был одним из русских основоположников только формирующейся тогда геополитической науки. Две его вышеназванные работы, опубликованные незадолго до Первой мировой, дают геополитический анализ ситуации в России и Европе. По его мнению, эта война будет вестись исключительно в интересах Британии и станет для России крайне неудачной. Стало быть, мы должны при любых обстоятельствах не дать втянуть себя в неё. При этом сам Вандам оценивал свои размышления как «легкую царапину на девственной и требующей безотлагательной разработки почве русской политической мысли».

Главной мыслью этих работ было следующее: Англия была и будет главным геополитическим противником России. Отсюда вытекает – Россия должна научиться правильно понимать собственные интересы, что бы по этому поводу не вопили многочисленные, как платные, так и не очень, русские агенты, по образному выражению Вандама, утонченного британского деспотизма. Однако не стоит думать, что всё это осталось в прошлом, ибо относительно теперешнего влияния Англии на наши дела говорит хотя бы такая мелочь: резиденция британского посла находится всего в двухстах метрах от кремлевской стены, в особняке Харитоненко.

После Первой мировой авторы новой большой войны рассуждали просто и прагматично: нужна её репетиция. Необходимо опробовать на подопытных народах стратегию, тактику, военную технику и оружие будущих сражений. И желательно это сделать тихо, не привлекая излишнего внимания. Выбор пал на Парагвай и Боливию.

Формальный повод для вооруженного столкновения между этими странами заключался в установлении территориальной принадлежности до того никому не нужной пустынной и неисследованной области Чако, где были обнаружены признаки нефти. Первоначально противоборствующие стороны были настроены на достижение компромисса. Но за нефтью стояли английские и американские магнаты, не желавшие уступать друг другу. Британские олигархи поддерживали Парагвай, американские – Боливию, и повод для войны не пришлось долго искать. Она стала реальностью и по своей ожесточенности мало отличалась от страшной парагвайской войны 1865- 70 годов, когда население Парагвая на две трети было уничтожено. Забегая вперед, следует сказать, что хотя силы Боливии пятикратно превышали силы Парагвая, победа, как ни удивительно, осталась за ним.

Война двух недоразвитых банановых республик не предполагает какой-то особенной подоплеки. Страны нищие, слух о возможном нефтяном богатстве (кстати, не найденном до сих пор) заставит их драться с остервенением беспризорников из-за кем-то оброненной стодолларовой бумажки. Если у противников плохо с деньгами и оружием, их можно дать в кредит. Удачно подворачивается случай испытать оружие с прекрасной возможностью заработать на нём. Театр военных действий находится на задворках мира, и что там происходит — мало кому будет интересно.

Но главное, в Боливии после Первой мировой появились немцы, а в Парагвае — русские; к войне они люди привычные, и сражаться они будут на совесть, потому как новая Родина в опасности. Вот пусть и пощупают друг друга штыком перед наступающей решительной схваткой.

Итак, если бы этих стран и обстоятельств не существовало, их следовало бы придумать.

Первые немногочисленные русские эмигранты появились в этой экзотической стране еще в начале двадцатых годов. Но с 1924 году туда началась массовая русская эмиграция, что связано с приездом в Парагвай генерала от артиллерии Ивана Тимофеевича Беляева или дона Хуана, как его стали там называть. О Беляеве и других русских эмигрантах недавно вышла замечательная книга Бориса Федоровича Мартынова под названием « Русский Парагвай». Но поскольку это сочинение опубликовано малым тиражом, возьмем на себя смелость сообщить читателю некоторые сведения о ситуации вокруг Парагвая и об этой войне.

Прежде всего нужно рассказать о мотивах действий дона Хуана. А он поставил перед собой непростую задачу. В Парагвае он увидел ту самую страну, где было возможно создание русского национального очага для всех тех, кто хотел бы оставаться русским.

Парагвай вполне подходил для этих целей. Власти этой страны были крайне заинтересованы не только в приезде русских специалистов, но и в простом увеличении населения: после страшной войны 1865-70 годов с Тройственным союзом Аргентины, Бразилии и Уругвая, его было крайне мало. Генерал Беляев обратился через газеты к русской эмиграции с призывом переехать в эту страну. Правительство Парагвая обещало помочь с переездом. Русским гарантировалось гражданство и посильное содействие. Призыв оказался действенным, и хотя эта страна находилась как бы на краю Ойкумены, русские эмигранты ехали туда многими десятками, если не сотнями. На новой родине они получили гражданство и возможности для применения своих сил: кто-то смог обзавестись собственным делом, а кто-то просто нашел работу. Русские работали врачами, агрономами, лесоводами, инженерами, преподавателями и прочая, и прочая. Для многих жизнь стала налаживаться. Русский очаг начал образовываться.

Тем временем тучи над Парагваем сгущались. Назревал конфликт с Боливией из-за области Чако. В 1922 году американская нефтяная компания «Стандарт ойл», действуя из Боливии, начала вести геологическую разведку на западных окраинах Чако, причем первые данные обнадеживали. Примерно в это же время английская компания « Бритиш петролеум» начала бурить на востоке Чако и тоже получила неплохие результаты. Запахло « черным золотом», и Боливия стала направлять туда разведывательные отряды с целью тихого захвата этого района. В 1928 году между боливийцами и парагвайцами произошли первые вооруженные стычки, и после них начались переговоры.

Действуя с позиции силы (Боливия была куда богаче и сильнее Парагвая), боливийцы предъявили претензии на всю эту область. Помимо нефти, аппетиты боливийцев подстегивало стремление обеспечить себе выход к морю по рекам Парагвай и Парана для вывоза этого самого « черного золота». Переговоры зашли в тупик. Обе стороны стали готовиться к большой войне. Вызывающее поведение боливийцев на переговорах объяснялось довольно просто: они были сильнее. А вот неуступчивость парагвайцев имела две причины.

Первая была такая. Начиная с 1924 года, дон Хуан совершил в район Чако двенадцать военно-топографических экспедиций и убедительно доказал возможность его успешной обороны Парагваем.

Хотя эта местность исторически относилась к Парагваю, до экспедиций генерала Беляева о ней было немного известно. До 1924 года эта была настоящая Terra incognitа. Исследовательские экспедиции в эту загадочную область просто пропадали, и, как считали тогда многие, виной тому были обитающие там жуткие кровожадные индейцы–каннибалы. Область Чако составляет две трети территории Парагвая и занимает площадь свыше 300 тысяч километров. Восточные окраины её представляют непроходимые джунгли, а западные представляют уже сухую безводную саванну. Днем там стоит страшная жара, но ночью температура может опуститься ниже нуля. Эти земли охраняют от человека тучи москитов и других кровососов, ядовитые змеи и ягуары (а последних парагвайцы неспроста называют тиграми). В довершение ко всему, в сезон дождей многие обширные районы в Чако превращаются в непролазные болота. В общем, это был «прелестный уголок», никак не походивший на землю обетованную.

Уже после первой вылазки в Чако дон Хуан пришел к выводу, что военные действия там будут жестко привязаны к немногочисленным источникам воды. В условиях дикой дневной жары расход воды возрастает вчетверо. Сторона, контролирующая воду, имеет неоспоримые преимущества. Оборона редких водных источников может успешно осуществляться даже малочисленной парагвайской армией. А если парагвайские силы смогут, вдобавок, совершать фланговые контратаки, удерживая боливийцев на безводных местах, или наносить удары по тылам, нарушая коммуникации, по которым должен идти подвоз опять-таки воды, то судьба боливийской армии может стать совсем незавидной.

Во время своих экспедиций дон Хуан настолько крепко подружился с индейцами племен макка и чимамоко, что его признали вождем, и стали называть «Твердая рука». Именно благодаря помощи индейцев на карте Чако, которую составлял дон Хуан, стали появляться местонахождения колодцев, озер и других источников воды, а также индейские тропы, основной вид коммуникаций в этой местности. Наличие карты и знание особенностей театра будущей войны позволило уже к 1928 году составить в основных чертах её план.

Вторая же причина выглядела на первый взгляд совершенно фантастической и заключалась она в наличии военного флота. Как ни странно это звучит для страны, не имеющей выхода к морю, флот, правда, речной, у Парагвая был. Во время прошлой войны 1865-70 годов он показал чудеса героизма и даже успел создать собственные традиции, что, как известно, и есть главная ценность для любого флота. А по этому поводу английский адмирал Канингхем сказал лучше всех: «Если Британия потеряет любой военный корабль, то она построит его не более, чем за три года; если же будут утрачены традиции, то для их восстановления потребуется триста лет».

Что же касается парагвайского флота, то накануне войны перед ним стояли две очень сложные задачи. Прежде всего, Парагваю необходимо было добиться безусловного невмешательства Аргентины и Бразилии в будущую войну на стороне Боливии. В противном случае стране грозило простое исчезновение с карты в результате раздела её территории между победителями и с последующим геноцидом, как это было всего шестьдесят лет назад. Сухопутные силы Парагвая, насчитывающие к 28 году около пяти тысяч человек, вряд ли могли произвести сильное устрашающее впечатление. Поэтому под влиянием русских моряков, оказавшихся в Парагвае, у руководства страны родилась идея обеспечить нейтралитет своих южных и восточных соседей с помощью флота. Правда, для этого его нужно было резко усилить, поскольку он состоял из трех древних канонерок. А вот при наличии новых, хорошо продуманных для речной войны кораблей, парагвайский флот вполне мог убедить вероятных союзников Боливии отказаться от участия в войне.

Дело в том, что хотя флоты Аргентины и Бразилии представляли собой достаточно внушительные силы, располагающими линкорами и крейсерами, для войны на реках они имели довольно ограниченное число кораблей. Аргентина обладала всего двумя древними тихоходными канонерскими лодками на реке Паране, вооруженные к тому же гаубицами с малой дальностью стрельбы. Бразильский же флот на верхнем плесе реки Парагвай представлял всего один монитор, еще более древний, чем его аргентинские собратья. Исходя из этого, можно было считать, что при наличии в парагвайском флоте хотя бы двух современных речных кораблей, он сможет произвести на своих соседей отрезвляющее действие, ибо, зачастую описание процедуры действует лучше, нежели она сама.

Но помимо обеспечения нейтралитета южных и северо-восточных соседей, флот должен был выполнить ещё одну задачу. Необходимо было надежно защитить главную речную коммуникацию страны — реку Парагвай, то есть не дать её перерезать боливийцам и переправиться их войскам на левый берег её, что попросту означало военную катастрофу. Поэтому правительство Парагвая, несмотря на предельную бедность страны, все же нашло средства для строительства этих речных кораблей, в дальнейшем получивших названия «Парагвай» и «Умайта». При создании этих кораблей русские моряки выполнили самый ответственный этап их строительства: они разработали техническое задание на их проектирование вместе с эскизными проработками, что, как известно, и определяет, в основном, возможную военную судьбу корабля. Эта работа была закончена в конце 27 года. Для постройки кораблей была выбрана Италия. В 29 году состоялась их закладка, в строй они вошли в конце 1930 — го и в мае 31- го пришли своим ходом в Парагвай, совершив переход через Атлантику.

Теперь несколько слов о главном русском участнике этого проекта. С 1925 года в Парагвае находился капитан первого ранга, князь Язон Константинович Туманов, который стал впоследствии основным советником его флота. Князь Туманов обладал завидным опытом боевых действий в составе самых различных сил флота и на самых разнообразных театрах – от озерных до океанских. Он начал служить на флоте ещё в русско-японскую войну и был участником Цусимского сражения. В годы Первой мировой командовал различными кораблями и был начальником штаба Черноморского флота. В Гражданскую войну он даже командовал некоторое время экзотической Охранной флотилией Армянской республики на озере Севан. Последним местом его службы на родине была морская контрразведка вооруженных сил Юга России в Крыму, которую он и возглавлял.

В конечном итоге задача создания минимальными средствами дееспособного флота была блестяще решена. Впоследствии князь Туманов написал неплохую книгу под названием « Как русские морские офицеры помогали воевать Парагваю против Боливии», откуда это, собственно говоря, и известно.

Благодаря их усилиям, Парагвай обзавелся уникальными кораблями, относящимися к классу канонерских лодок. Ничего похожего на них никто не строил в то время не только в Латинской Америке, но и во всем мире. Прежде всего, они относились к кораблям, по современной терминологии, «река-море». То есть, они могли действовать и на реках, и на морях. Как речные, они имели небольшую осадку, в качестве морских — хорошую мореходность, что подтверждалось их трансатлантическим переходом из Италии. Это позволяло им выходить в бурные воды низовьев Параны и залива Ла-Платы, что имело первостепенное значение в случае конфликта с Аргентиной. Корабли имели довольно большое водоизмещение в 750 тонн. Это дало возможность разместить на них довольно мощную артиллерию из четырех орудий главного калибра в 120 мм с дальностью боя на 21 км. Они имели также неплохую для того времени зенитную артиллерию, благодаря которой во время войны были сбито несколько боливийских самолетов. К тому же они были защищены противоосколочной бортовой броней, что позволяло вступать в бой на дальних дистанциях с полевой артиллерией противника.

Но главное – они обладали большой скоростью, необычной для крупных речных кораблей тех времен, доходившей у них до 18,5 узлов. Такая ходкость позволяла решать сразу несколько задач. Речные корабли Аргентины и Бразилии ходили не быстрее 14 узлов. Поэтому парагвайские канонерки, пользуясь своей скоростью, могли совершать набеговые операции, не опасаясь быть перехваченными противником. Они также могли, благодаря своему преимуществу в скорости, навязать бой противнику на выгодной для себя дистанции или выйти из боя по своему усмотрению. Однако преимущество большой скорости этим не исчерпывалось. Корабли могли быстро перемещаться по всему речному театру военных действий — их суточный переход доходил до 800км — создавая, тем самым, эффект своего присутствия в самых неожиданных местах. С учетом же того, что каждая канонерка могла принимать на борт 900 человек десанта — а в Аргентине и Бразилии никому не нужно было объяснять, что означает « свирепая нежность парагвайских батальонов» — быстрая переброска крупных сил пехоты, по меркам Латинской Америки, была крайне важна. Остается добавить, что наличие этих канонерок у Парагвая полностью себя оправдало. В течение всей войны Бразилия строго соблюдала нейтралитет, а Аргентина даже оказывала военную помощь Парагваю, правда, с большой выгодой для себя.

Здесь наше повествование уйдет немного в сторону, чтобы ответить на вопрос: а что, вообще, может сделать военный речной флот при правильной постановке дела? Поскольку представление у современного читателя, интересующегося военной историей, об этом предмете довольно смутное, следует рассказать такую историю.

В 1907 году отсталая «лапотная» Россия в лице Балтийского судостроительного завода начала строить для Амурской флотилии восемь тяжелых речных броненосцев. Они предназначались для обороны не только дальневосточных рек, но и морских акваторий Амурского залива и Татарского пролива. Речь идет о мониторе типа «Шквал». К концу 1910 года они вошли в строй.

Тактико-технические характеристики этого корабля были исключительно удачны. Прежде всего, это был один из первых в мире боевых кораблей с дизельной силовой установкой. За счет этого он имел дальность плавания более 3000 миль, при этом машинное отделение занимало относительно небольшой объем. Малая осадка менее пяти футов обеспечивала возможность действовать на реках. В то же время прочный корпус с двойным дном позволял кораблю выходить в бурные воды Амурского залива и Татарского пролива. Он мог также преодолевать и тонкие ледовые поля. За счет низкого надводного борта и минимума надстроек корабль обладал небольшой для его размеров площадью обстреливаемого силуэта, что, как известно, весьма важно в артиллерийском бою. Вооружение составляли два шестидюймовых и четыре 4,7-дюймовых орудия. Вес залпа составлял около 200 кг. Угол возвышения орудий в 30 градусов позволял стрелять по береговым укреплениям и батареям. Толщина бортовой брони была 3 дюйма. Не лишне напомнить, что просвещенная Британия начала строить подобные корабли с такой же артиллерией и броней только в 13 году. Правда, дизелей для них в Англии не нашлось, и пришлось применить паровые машины, отчего водоизмещение, размеры и осадка этих мониторов оказались существенно больше, чем у нашего корабля, а вот скорость и дальность хода – много меньше.

К концу 1910 года стала очевидной возможность установления длительного мира на Дальнем Востоке. Япония стала союзником Британии и, соответственно, России еще в 1909 году. Японская Империя была заинтересована в мире не меньше России, поскольку её силы были сильно истощены закончившейся войной с нами. Китай также был заинтересован в мире из-за своих внутренних проблем. Соответственно этому дислоцировать мониторы на Амуре было бессмысленно. В тоже время, в связи с первой Балканской войной и австрийской экспансией в этой «пороховой бочке Европы», уже к 12 году назрела настоятельная потребность в них на Дунае, и их необходимо было туда перевести. Впервые эту мысль высказал еще в 1909 году Командующий Амурской флотилией контр-адмирал А.А.Кононов; однако, корабли так и остались на Дальнем востоке.

Воевать им пришлось только в 1945 году уже с Квантунской армией в составе Амурской флотилии. В боевых действиях участвовали всего пять из восьми кораблей (один погиб во время Гражданской войны, два ремонтировались.) В этих боях наши мониторы служили фактически бронированным тараном. За десять дней боев, с 9-го по 19 августа, флотилия, идя вверх по реке Сунгари, разрубила фронт Квантунской армии на глубину 800 км и закончила свой поход в Харбине. При этом корабли флотилии подчас значительно обгоняли сухопутные части и действовали иногда без авиационного прикрытия. Чтобы понять, что это означало, стоит напомнить, что американцам в том же 1945 году для овладения относительно небольшим островом Иводзима понадобилось семьдесят суток. Амурские броненосцы воевали так. Подойдя к японскому узлу обороны, они огнем своей артиллерии нещадно громили укрепления и батареи противника, после чего, а иногда и одновременно с артиллерийской подготовкой, высаживали десант, который и довершал его окончательный захват. Не будет преувеличением считать боевые действия амурской флотилии беспрецедентными в истории флотов двадцатого века.

Возвращаясь к нашему повествованию, остается добавить, что новые корабли парагвайского флота отличились уже в 32-м году во время первого боливийского наступления, надежно защитившие свою главную коммуникацию-реку Парагвай. Когда же армия Парагвая после отражения натиска противника сама перешла в наступление, нанося свой главный удар по долине реки Пилькомайо, судоходной во время сезона дождей, их орудия снова пригодились. И, наверное, неслучайно, одна из этих канонерок — « Парагвай» — до сих пор остается в строю, а другая – «Умайта» — стала кораблем-музеем.

Эрнст Рем

Однако наше повествование несколько забежало вперед, и, возвращаясь к событиям накануне войны, для полноты картины нужно прояснить, что же происходило в Боливии. В начале двадцатых годов в Боливию приехало большое количество оставшихся не у дел после войны германских офицеров, общим числом около 120 человек. Начальником же генштаба боливийской армии стал генерал Ганс Кундт, который в Первую мировую воевал на восточном фронте против нас. Он и другие немецкие офицеры, например, небезызвестный Эрнст Рем, находившийся там до 33 года, рассматривали Боливию как новую Пруссию. Они стали внедрять в боливийской армии прусский военный дух, перевооружать её по немецким канонам и фактически командовать ею. Масштабы перевооружения впечатляли, тем более, что накануне войны американцы выдали Боливии значительные кредиты. На них боливийцы, действуя по немецким рекомендациям, закупили новейшие английские танки фирмы Виккерс, боевые самолеты, большое количество артиллерии, крупнокалиберные пулеметы и даже экзотические автоматы « Томпсон». Боливия смогла довести численность своей армии до ста двадцати тысяч человек и добилась пятикратного общего перевеса в силах над Парагваем.

В начале тридцатых годов в дипломатических кругах ходила такая шутка. На одном из приемов знаменитый генерал Першинг, тот самый, именем которого американцы впоследствии назвали свою страшную ракету, сказал послу Боливии: « Когда я слышу о военных приготовлениях Вашей страны, то всерьёз опасаюсь за судьбу Соединенных Штатов».

Что же касается плана войны, то относительно неё Кундт, назначенный её главнокомандующим, считал, что это будет легкая прогулка, вроде полевых маневров с боевыми патронами. Поэтому замысел немецкого командования был довольно прост. Используя свое многократное преимущество, он сводился к прямолинейным наступательным действиям, не обращая внимания на особенности района Чако. Целью этого наступления был город Консепсьон, расположенный на левом берегу реки Парагвай в её среднем течении. Выход к реке в районе этого города, её форсирование и взятие Консепсьона автоматически означало победу Боливии. Справедливости ради стоит упомянуть, что Парагваю, в общем-то, повезло с командующим боливийской армией: генерал Кундт был человеком не слишком большого полета.

5 марта 1931 года в Боливии пришел к власти Даниэль Саламанка, « человек-символ» как его называли, который стал носиться с идеей Великой Боливии. Война стала неизбежной и началась 15 июня 32 года. Однако сразу после её начала Боливию ожидал неприятный сюрприз. Русские офицеры в количестве 46 человек, посчитав, что их новая родина находится в смертельной опасности, пошли на фронт добровольцами. Это означало, что эта латиноамериканская война, начинавшаяся на первый взгляд в духе знаменитого романа O’Генри «Короли и капуста», неожиданно приобрела характер русско-германского столкновения.

О том, как воевали наши соотечественники, можно понять хотя бы из следующего эпизода. Вот как его описывает Б.Ф.Мартынов.

В конце июля передовой отряд боливийской армия, находясь на острие главного удара наступления на Консепсьон, захватил в центре Чако парагвайский форт Бокерон. Стремясь остановить это наступление, армия Парагвая перебросила туда свои главные силы. Однако довольно скоро выяснилось, что обе стороны оказались в стратегическом тупике. Основные силы боливийской армии застряли в дебрях Чако, а сил её передового отряда не хватало для преодоления обороны парагвайцев. В то же время и парагвайцы, несмотря на бесконечные атаки, не могли выбить боливийцев из Бокерона.

14 сентября под Бокерон добрался едва выздоровевший от малярии дон Хуан. Он упрашивал командующего парагвайскими войсками дать ему несколько орудий и пятьсот снарядов, ручаясь за два часа разбить боливийские укрепления, как он проделывал это в Первую мировую (Беляев был генерал от артиллерии). Однако парагвайцы считали это невозможным, и осада продолжалась. Между тем обе стороны при сорокоградусной жаре жестоко страдали от недостатка воды. Случилось именно то, о чем предупреждал дон Хуан: вода в Чако — очень важная вещь. Единственный источник воды, которым располагали парагвайцы, находился далеко в тылу и был близок, уже в конце сентября, к окончательному высыханию. Колодец, который находился в распоряжении боливийцев, также не мог обеспечить их водой. Воду доставляли по воздуху, но её все равно было мало. Люди пили мочу и сходили с ума от жажды. В этих условиях командование парагвайской армии приняло в октябре решение идти на последний штурм. Атака была назначена на 28 число.

Одним из парагвайских батальонов командовал русский офицер Василий Федорович Орефьев, есаул Войска Донского. Выйдя со своим подразделением на рубеж атаки, он не обнаружил противника и отправился за разъяснениями в штаб полка. Там выяснилось, что он должен был быть совсем в другом месте. Прозвучали обвинения в трусости. Однако в процессе разговора неожиданно выяснилось, что Орефьев неважно говорил по-испански, и просто не смог понять приказ. Орефьев был ветераном первой мировой и стерпеть такие обвинения не мог. Он кинулся в свой батальон и поднял его в «психическую» атаку.

В Латинской Америке такого способа атаки ещё никто не знал — это было невиданное дело. Поэтому, когда батальон Орефьева с примкнутыми штыками двинулся в сторону боливийцев, те, оторопев, прекратили огонь. С обеих сторон все заворожено смотрели на этих безумцев, идущих на верную смерть. Когда до боливийских окопов остались считанные метры, в полной тишине прозвучала команда: « В атаку!», боливийцы пришли в чувство и открыли огонь. Орефьева скосило первыми же выстрелами, но его солдаты смогли вытащить его из мясорубки на передовой. Он был еще жив и успел сказать, что приказ он выполнил, а, значит, и умереть теперь не зазорно. В это время на позициях боливийцев уже кипела рукопашная схватка — бой был страшный. На следующий день форт Бокерон сдался.

После этого боя обе стороны сделали свои выводы. Парагвайцы стали считать, что если русские могут так сражаться, то до победы рукой подать. Боливийцы и немцы заключили для себя, что русские явные психи, а раз так, то хорошего ждать не приходится. Кстати говоря, после Бокерона в оставленных боливийцами окопах стали находить записки примерно такого содержания: « Если бы не проклятые русские, мы бы давно сбросили ваше босоногое воинство в реку Парагвай».

Генерал Беляев написал в своем дневнике, что взятие Бокерона означало пятьдесят процентов успеха. Победа Парагвая стала очевидной уже в конце 1933 года, а в 1935 году Боливия запросила мира. О масштабах этой, в общем – то во многом братоубийственной войны, свидетельствует хотя бы количество убитых в ней: шестьдесят тысяч боливийцев и сорок тысяч парагвайцев. Это притом, что население Боливии перед войной составляло три миллиона человек, а Парагвая — около восьмисот тысяч.

Однако мы отвлеклись от темы прелюдии большой войны между Германией и Россией. С учетом её неизбежности, как и предсказывал генерал Вандам, война Чако была, если можно так выразиться, «опытной», в ходе которой опробовались многие новшества военного дела. Правда, русская военная школа оказалась сильнее немецкой, а война — как говорил старшина Васков — это не кто кого перестреляет, а кто кого передумает. Но опыт, полученный в ходе её битв, Германией и СССР был использован совершенно по-разному.

Германия постаралась извлечь из неё максимум полезного для реванша в будущей большой войне, особенно с учетом того, что многие ее немецкие участники продолжили службу уже в вермахте. Эта тема становится особенно интересной, если учесть, что инициатива опробования большинства тогдашних военных и технических новшеств исходила именно от немецких военных советников, использовавших для этих целей довольно большой военный бюджет Боливии.

Из новых видов оружия на поле боя были испытаны автоматы, огнеметы, пулеметы разных типов, минометы и артиллерия, и многое из этого было потом использовано против нас. Относительно же применения танков и авиации следует напомнить, что по Версальскому миру Германии нельзя было иметь ни того, ни другого. Поэтому немцы постарались максимально использовать открывшиеся перед ними возможности для разработки как способов их эффективного применения, так и выяснения тактико-технических требований к этим видам оружия для будущих сражений. Например, было быстро выяснено, что тогдашняя английская концепция танкостроения не выдерживает критики. Британский танк «Виккерс шеститонный» с картонной броней, вооруженный пулеметами или опереточной артиллерией, и с отвратительной, в условиях Парагвая, проходимостью, имел нулевую боевую ценность. К тому же наш соотечественник, генерал от инженерии Зимовский, быстро наладил в Парагвае выпуск противотанковых гранат собственной конструкции, которыми и были довольно скоро уничтожены, по большей части, британские танки. Неудивительно, что из этого немцы сделали для себя вывод, что для будущей войны нужны совершенно другие машины. И поэтому проектирование танка « Тигр» началось уже в 1937 году. Кстати говоря, нам очень повезло, что на 22 июня у вермахта не было этого «чудовища», против которого была в то время бессильна любая противотанковая пушка.

Помимо этого, в начале 30-х годов о тактике танков также имелось весьма расплывчатое представление – опыт Первой мировой был здесь бесполезен. Войсковые испытания бронетанковых сил были очень кстати. Это дало возможность немцам добиться уже в начале Второй мировой очень существенной эффективности своих танковых войск.

То же самое относилось и к применению авиации. Военно-воздушные силы Боливии были откровенно слабы, но с их помощью немцам удалось как отработать тактику бомбометания с пикирования, так и определить технические параметры пикирующих бомбардировщиков или, по немецкой терминологии, штурмовиков. Поэтому вполне логично, что проектирование своего знаменитого пикирующего штурмовика Ю-87, перевернувшего потом всё представление о воздушной войне против наземных войск, немцы смогли начать уже в 1934году.

Принятием на вооружение пистолета–пулемета МП-38 или, в просторечии, автомата Шмайсера, вермахт также обязан испытаниям подобного оружия в парагвайской войне. До этого пистолет-пулемет считался экзотическим оружием американских гангстеров. Но в Чако воевал некий майор Брандт, который, вернувшись в Германию, сумел убедить руководство вермахта в его необходимости.

Как видно из этих нескольких примеров, влияние войны Чако на немецкое оружие и тактику Второй мировой было велико. А вот Советская власть, исходя из безумных идеологических соображений, предпочитала игнорировать наших эмигрантов, а события этой войны старательно замалчивала. Возможные резоны тогда могли быть такие: если в гражданской войне «белые» были разгромлены, так чему ж учиться у этой, окопавшейся в Парагвае, недобитой контры?

При этом советское руководство было прекрасно осведомлено о событиях той войны. Латинская Америка тогда просто кишела агентами Коминтерна. Например, в 35 году власти Бразилии предотвратили попытку государственного переворота, готовящегося ими. Это замалчивание продолжалось вплоть до 1941 года. После же окончания Великой Отечественной события войны Чако и вовсе стали запретным плодом для советских людей. Причина проста. Если горсточка парагвайцев и русских — именно русских, а не «советских» — смогли разгромить многократно превосходящую их « новую Пруссию», то чем можно объяснить, несмотря на всю многолетнюю подготовку к войне и огромные истраченные ресурсы, страшный разгром Красной Армии в 1941 году? А поскольку объяснить это не представляется возможным на основе имеющейся в нашем распоряжении информации, то возникает совсем уже крамольная мысль: уж не было ли у советского руководства, к примеру, некого тайного умысла? А если был, то в чем же он состоял? И, наверное, оттого, даже сейчас, когда Советской власти как бы и нет уже больше 20 лет, война Чако особенно не освещается.

При подготовке к войне идеология не расходилась с делами, что видно хотя бы из такого примера. В 1931 году СССР закупил лицензию на выпуск британского танка «Виккерс шеститонный» и с завидным упорством выпускал его до 1941 года. Всего было выпущено 11218 этих танков (Шунков В.Н. Оружие победы. — Минск, 1999г.). Вот только не ясно – зачем? Эти « ошибки» Советской власти можно приводить еще очень долго, но это уже совсем другая история.

Однако у войны Чако было еще одно, не слишком явное следствие. Маленький, нищий Парагвай со своими русскими добровольцами первым встал на пути германского реваншизма и идущей за ней « коричневой чумы» — и победил. Поражение Боливии поставило крест на планах создания «новой Пруссии». По престижу Германии и, соответственно нацистов, рядившихся в белые одежды в сравнении со злобными гринго-англосаксами, был нанесен сильный удар. И это в некоторой степени способствовало тому, что во время Второй мировой Латинская Америка оставалась нейтральной. Планы по втягиванию её в войну на стороне Германии остались не реализованы. И на этом нам остается закончить наш очерк.

Латинской Америки имеет немало тёмных историй, одна из самых страшных и кровавых – это убийство целой страны, «сердца Америки» (Парагвая). Это убийство вошло в историю как Парагвайская война, продолжавшаяся с 13 декабря 1864 года по 1 марта 1870 года. В этой войне против Парагвая выступил союз Бразилии, Аргентины и Уругвая, поддержанный тогдашним «мировым сообществом» (Западом).

Немного из предыстории

Первый европеец побывал на земле будущего Парагвая в 1525 году, а началом истории этой латиноамериканской страны принято считать 15 августа 1537 года, когда испанские колонисты основали Асунсьон. Эту территорию населяли племена индейцев гуарани.

Постепенно испанцы основали ещё несколько опорных пунктов, с 1542 года в Парагвай (в переводе с языка индейцев гуарани «парагвай» означает «от великой реки» - имеется ввиду река Парана) стали назначать специальных управленцев. С начала 17 столетия на этой территории стали создавать свои поселения испанские иезуиты («Общество Иисуса» - мужской монашеский орден).

Они создают в Парагвае уникальное теократически-патриархальное царство (Иезуитские редукции - индейские резервации иезуитов). Его основой стали первобытнообщинный родоплеменной уклад местных индейцев, институты Империи Инков (Тауантинсуйу) и идеи христианства. Фактически иезуиты и индейцы создали первой социалистическое государство (с местной спецификой). Это был первая масштабная попытка построения справедливого общества, основанного на отказе от личной собственности, приоритете общественного блага, главенстве коллектива над личностью. Отцы-иезуиты весьма хорошо изучили опыт управления в Империи Инков и творчески его развили.

Индейцев перевели от кочевого образа жизни к оседлому, основой хозяйства было земледелие и скотоводство, ремесло. Монахи прививали индейцам основы материальной и духовной культуры Европы, причём ненасильственным путём. В случае необходимости, общины выставляли ополчения, отбивая атаки работорговцев и их наёмников. Под руководством монашеской братии индейцы достигли высокой степени автономии от Испанской и Португальской империй. Поселения процветали, труд индейцев был довольно успешным.

В итоге независимая политика монахов привела к тому, что их решили изгнать. В 1750 году испанская и португальская короны заключили соглашение, по которому 7 иезуитских поселений, в том числе Асунсьон, должны были перейти под португальский контроль. Иезуиты отказались подчиниться этому решению; в результате кровопролитной войны, длившейся 4 года (1754-1758), испано-португальские войска победили. Последовало полное изгнание Ордена иезуитов из всех испанских владений в Америке (оно завершилось в 1768 году). Индейцы стали возвращаться к прежнему образу жизни. К концу 18 столетия примерно треть населения состояла из метисов (потомков белых и индейцев), и две трети были индейцами.

Независимость

В процессе развала Испанской империи, в котором приняли активное участие молодые хищники – англичане, независимым стал Буэнос-Айрес (1810 год). Аргентинцы попробовали начать восстание в Парагвае, в ходе т. н. «Парагвайской экспедиции», но ополчения парагвайцев разбили их войска.

Но процесс был запущен, в 1811 году Парагвай провозгласил независимость. Страну возглавил адвокат Хосе Франсия, народ его признал лидером. Конгресс, избранный всеобщим голосованием, признал его диктатором с неограниченными полномочиями сначала на 3 года (в 1814 году), а затем пожизненным диктатором (в 1817 году). Франсия правил страной до самой смерти в 1840 году. В стране была введена автаркия (экономический режим предполагающий самообеспечение страны), иностранцев редко пускали в Парагвай. Режим Хосе Франсия не был либеральным: мятежников, шпионов, заговорщиков беспощадно уничтожали, арестовывали. Хотя нельзя сказать, что режим отличался чудовищностью, - за все время правления диктатора казнили около 70 человек и около 1 тыс. было брошено в тюрьмы.

Франсия провёл секуляризацию (изъятие церковного и монастырского имущества, земли), беспощадно ликвидировал преступные шайки, в результате чего через несколько лет люди забыли о преступности. Франсия частично возродил идеи иезуитов, хотя и «без перегибов». В Парагвае возникло особенное народное хозяйство, основанное на общественном труде и частном мелком предпринимательстве. Кроме того, в стране возникли такие удивительные явления (на дворе была первая половина XIX века!), как бесплатное образование, бесплатная медицина, низкие налоги и общественные продовольственные фонды. В результате в Парагвае, особенно учитывая его довольно изолированное положение относительно мировых экономических центров, была создана крепкая государственная промышленность. Это позволило быть экономически самостоятельным государством. К середине 19 столетия Парагвай стал самым быстрорастущим и наиболее обеспеченным государством Латинской Америки. Надо отметить, что это было уникальное государство, где бедность отсутствовала как явление, хотя и богатых в Парагвае хватало (богатая прослойка была вполне мирно интегрирована в общество).

После смерти Франсио, которая стала трагедией для всей нации, по решению Конгресса, страну возглавил его племянник Карлос Антонио Лопес (до 1844 года правил вместе с консулом Мариано Роке Алонсо). Это был такой же жесткий и последовательный человек. Он провёл ряд либеральных реформ, страна была готова к «открытию» - в 1845 году открыт доступ в Парагвай иностранцам, в 1846 году прежний охранительный таможенный тариф заменён более либеральным, гавань Пилар (на реке Паране) открыта для внешней торговли. Лопес реорганизовал армию по европейским стандартам, довёл её численность с 5тыс. до 8 тыс. человек. Было построено несколько крепостей, создан речной флот. Страна выдержала семилетнюю войну с Аргентиной (1845-1852), аргентинцы были вынуждены признать независимость Парагвая.

Продолжалась работа по развитию образования, открывались научные общества, улучшались возможности путей сообщения, судоходства, совершенствовалось судостроение. Страна в целом сохранила своё своеобразие, так в Парагвае почти все земли принадлежали государству.

В 1862 году Лопес умер, оставив страну на своего сына Франсиско Солано Лопеса. Новый народный конгресс утвердил его полномочия на 10 лет. В это время страна достигла пика своего развития (затем страну просто убили, не дав идти по весьма перспективному пути). Численность её населения достигла 1,3 млн. человек, государственных долгов не было (страна не брала внешних займов). В начале правления второго Лопеса построили первую железную дорогу длиной в 72 км. В Парагвай пригласили более 200 иностранных специалистов, которые прокладывали телеграфные линии и железные дороги. Это помогало в развитии сталелитейной, текстильной, бумажной, типографской отраслей промышленности, производстве пороха и судостроении. Парагвай создал собственную оборонную промышленность, производили не только порох и другие боеприпасы, но пушки и мортиры (литейная мастерская в Ибикуи, построенная в 1850 году), строили корабли на верфях Асунсьона.

Повод к войне и её начало

К успешному опыту Парагвая присматривался соседний Уругвай, а после него эксперимент мог победно пройти по всему континенту. Возможное объединение Парагвая и Уругвая бросало вызов интересам Великобритании, местным региональным державам – Аргентине и Бразилии. Естественно, это вызывало недовольство и опасения англичан и латиноамериканских правящих кланов. Кроме того, с Аргентиной у Парагвая были территориальные споры. Нужен был повод к войне и его быстро нашли.

Весной 1864 года бразильцы отправили в Уругвай дипломатическую миссию и потребовали компенсацию за убытки, причинённые бразильским фермерам в приграничных конфликтах с уругвайскими фермерами. Глава Уругвая Атанасио Агирре (от Национальной партии, которая стояла за союз с Парагваем) отверг бразильские притязания. Парагвайский лидер Солано Лопес предложил себя в качестве посредника на переговорах Бразилии и Уругвая, но Рио-де-Жанейро выступило против этого предложения. В августе 1864 года парагвайское правительство разорвало дипломатические отношения с Бразилией, и объявило, что интервенция бразильцев и оккупация Уругвая будет нарушением равновесия в регионе.

В октябре бразильские войска вторглись в Уругвай. Сторонники партии Колорадо (пробразильская партия), поддержанные Аргентиной, вступили в союз с бразильцами, и свергли правительство Агирре.

Уругвай был для Парагвая стратегически важным партнёром, так как через его столицу (г.Монтевидео), шла практически вся парагвайская торговля. А бразильцы оккупировали этот порт. Парагвай вынудили вступить в войну, в стране провели мобилизацию, доведя численность армии до 38 тыс. человек (при резерве в 60 тыс., фактически это было народное ополчение). 13 декабря 1864 года парагвайское правительство объявило войну Бразилии, а 18 марта 1865 года - Аргентине. Уругвай, уже под управлением пробразильского политика Венансио Флореса, вошёл в союз с Бразилией и Аргентиной. 1 мая 1865 года в аргентинской столице три страны подписали Договор о Тройственном союзе. Мировое сообщество (в первую очередь Великобритания) поддержали Тройственный союз. «Просвещённые европейцы» оказали существенную помощь союзу боеприпасами, военными советниками, давали кредиты на войну.

Армия Парагвая на начальном этапе была более мощной, как численно (у аргентинцев в начале войны было примерно 8,5 тыс. человек, у бразильцев – 16 тыс., уругвайцев – 2 тыс.), так и в плане мотивации, организации. К тому же была хорошо вооружена, у парагвайской армии было до 400 орудий. Основа военных сил Тройственного союза – бразильские вооруженные части состояли главным образом из отрядов местных политиков и некоторых частей Национальной гвардии, часто это были рабы, которым обещали свободу. Затем в части коалиции хлынули разного рода добровольцы, авантюристы со всего континента, которые хотели поучаствовать в ограблении богатой страны. Считалось, что война будет недолгой, слишком разные были показатели у Парагвая и трех стран – численность населения, мощь экономик, помощь «мирового сообщества». Война фактически спонсировалась займами Лондонского Банка и банкирскими домами братьев Бэринг и «Н. М. Ротшильд и сыновья».

Но воевать пришлось с вооруженным народом. На начальном этапе парагвайская армия одержала ряд побед. На северном направлении захвачен бразильский форт Нова Коимбра, в январе 1865 года взяли города Альбукерке и Корумба. На южном направлении парагвайские части успешно действовали в южной части штата Мата-Гросу.

В марте 1865 года парагвайское правительство обратилось к аргентинскому президенту Бартоломе Митре с просьбой пропустить через провинцию Коррьентес 25 тыс. армию, для вторжения в бразильскую провинцию Риу-Гранди-ду-Сул. Но Буэнос-Айрес отказался, 18 марта 1865 года Парагвай объявил Аргентине войну. Парагвайская эскадра (в начале войны у Парагвая было 23 небольших парохода и ряд мелких судов, а флагманом канонерская лодка «Такуари», большинство из них были переделками из гражданских судов) спустившись по реке Паране, блокировала порт Коррьентеса, а затем сухопутные силы его взяли. В это же время парагвайские части пересекли аргентинскую границу, и через территорию Аргентины ударили по бразильской провинции Риу-Гранди-ду-Сул, 12 июня 1865 года взят город Сан-Боржа, 5 августа Уругваяна.

Продолжение войны

Ситуация осложнилась из-за поражения парагвайской эскадры 11 июня 1865 года в битве при Риачуэло. Тройственный союз с этого момента стал контролировать реки бассейна Ла-Платы. Постепенно перевес в силах стал сказываться, к концу 1865 года парагвайские войска были выбиты из ранее захваченных территорий, коалиция сосредоточила 50 тыс. армию и стала готовиться к вторжению в Парагвай.

Армия вторжения не смогла сразу прорваться в страну, их задержали укрепления вблизи места слияния рек Парагвай и Парана, там сражения шли более чем два года. Так крепость Умайта стала настоящим парагвайским Севастополем и задержала врага на 30 месяцев, она пала только 25 июля 1868 года.

После этого Парагвай был обречён. Интервенты, находясь на содержании «мирового сообщества», медленно и с большими потерями просто продавливали оборону парагвайцев, фактически перемалывая ее, платя за это многочисленными потерями. Причём не только от пуль, но и от дизентирии, холеры и прочих прелестей тропического климата. В ряде битв декабря 1868 года были практически уничтожены остатки войск Парагвая.

Франсиско Солано Лопес отказался сдаваться и отступил в горы. В январе 1969 года пал Асунсьон. Надо сказать, что народ Парагвая защищал свою страну практически поголовно, воевали даже женщины и дети. Лопес продолжал войну в горах на северо-востоке от Асунсьона, люди уходили в горы, сельву, в партизанские отряды. В течение года шла партизанская война, но в итоге остатки парагвайских сил были разгромлены. 1 марта 1870 года отряд Солано Лопеса был окружён и уничтожен, глава Парагвая погиб со словами: «Я умираю за Родину!»

Итоги

Парагвайский народ бился до последнего, даже враги отмечали массовый героизм населения, бразильский историк Роше Помбу писал: «Множество женщин, одни с пиками и кольями, другие с малыми детьми на руках яростно швыряли в атакующих песок, камни и бутылки. Настоятели приходов Перибебуи и Валенсуэла бились с ружьями в руках. Мальчики 8-10 лет лежали мертвые, и рядом с ними валялось их оружие, другие раненые проявляли стоическое спокойствие, не издавая ни единого стона».

В битве при Акоста-Нью (16 августа 1869 года) сражались 3,5 тыс. детей 9- 15 лет, а отряде парагвайцев всего было 6 тыс. человек. В память об их героизме 16 августа в современном Парагвае отмечается День ребёнка.

В сражениях, схватках, актах геноцида полегло 90% мужского населения Парагвая. Из более чем 1,3 млн. населения страны, к 1871 году осталось около 220 тыс. человек. Парагвай был полностью опустошён и отброшён на обочину мирового развития.

Территория Парагвая урезана в пользу Аргентины и Бразилии. Аргентинцы вообще предлагали полностью расчленить Парагвай и разделить «по братски», но Рио-де-Жанейро не согласился. Бразильцы хотели иметь буфер между Аргентиной и Бразилией.

Выиграла от войны Британия и стоящие за ней банки. Главные державы Латинской Америки - Аргентина и Бразилия оказались в финансовой зависимости, взяв в долг огромные суммы. Возможности, которые открывал парагвайский эксперимент, были уничтожены.

Парагвайская промышленность была ликвидирована, большая часть парагвайских деревень была опустошена и покинута, оставшиеся люди переселились в окрестности Асунсьона. Люди перешли к натуральному хозяйству, значительная часть земель была скуплена иностранцами, в основном аргентинцами, и превратилась в частные поместья. Рынок страны был открыт для английских товаров, а новое правительство впервые взяло иностранный кредит на 1 млн. фунтов стерлингов.

Эта история учит тому, что если народ един и защищает свою Родину, идею, победить его можно только с помощью тотального геноцида.

История Парагвая берет свое начало в шестнадцатом веке, когда страну населяли полукочевые племена. Первыми европейскими завоевателями в этом регионе были испанцы, прибывшими в начале шестнадцатого века. Первое поселение, Асуньон, было основано испанским исследователем Хуаном де Саласаром 15 августа 1537 года.

С начала семнадцатого века на жизни жителей Парагвая сильное влияние имели иезуитские миссионеры. В поселениях происходили религиозные преобразования, и разные виды экономической деятельности, в частности, были проведены аграрные производства.

В 1721-1735 годах испанские землевладельцы объявили иезуитам войну, и подорвали их монополию в торговле. В 1767 году они были изгнаны испанскими войсками.

В 1776 году было образовано вице-королевство Рио-де-ла-Плата, в результате чего Парагвай стал зависим от Буэнос-Айреса, что привело к окончанию колониального господства.

Парагвай получил независимость от Испании, но не захотел находиться под руководством Буэнос-Айреса. Под предводительством Педро Хуана Кабальеро и Фульхенсио Йегроса парагвайцы объявили о своей независимости 14 мая 1811 года, что ознаменовало окончание колониальной эпохи в Парагвае.

В 1930-х и 1940-х годах страну сотрясала гражданская война. Эта война велась против боливийского режима, и известна как Чакская война. Этот период ознаменован диктатурой и крайней политической нестабильностью. С мая 1954 года бразды правления перешли в руки генерала Альфредо Стресснера, и он управлял страной в течение последующих тридцати пяти лет. Чакская война велась с целью получения контроля над регионом Гран-Чако, так как тогда считалось, что в нем располагаются большие запасы нефти.

В войне и Боливию, и Парагвай поддержали разные крупные нефтяные компании. Война началась по приказу Даниэля Саламанки, тогдашнего президента Боливии. Население Парагвая было гораздо меньше, поэтому страна приняла партизанскую стратегию борьбы. Эта стратегия помогла им выиграть, так как боливийцы приняли формальную стратегию войны. Парагвай получал военную помощь от Аргентины, кроме того, у Парагвая было преимущество, заключавшееся в том, что парагвайцы могли общаться по радио на языке гуарани, который был непонятен боливийским солдатам.

Чакская война привела к громадным потерям со стороны обеих стран. Погибло около 100 000 солдат. В 1935 году три четверти региона Гран-Чако были переданы Парагваю, Боливия же получила всего небольшой участок земли. По прошествии нескольких лет после войны нефти в Гран-Чако найдено не было.

Годы спустя, 3 февраля 1989 года, Стресснер был свергнут во время военного переворота, возглавляемого Андресом Родригесом.

С тех пор в Парагвае демократическая система правления. Президент является главой государства и правительства.