Две культуры сноу. Ч.П.Сноу. Две культуры. Хрестоматия по учебному курсу
С того момента, когда Чарльз Сноу опубликовал свой знаменитый манифест "Две культуры" ("The Two Cultures"), прошло довольно много времени. "Две культуры" вышли статьей в 1956-м, а потом и отдельным изданием в 1963 году. Работа Сноу имела сильный резонанс - как критический, так и сочувственный. И до сих пор исследователи - и гуманитарии, и ученые, работающие в естественных науках, - возвращаются к идеям, высказанным Сноу более 50 лет назад.
Две культуры-1
Чарльз Сноу так описал парадоксальную ситуацию, сложившуюся к середине XX века: "По образованию я ученый, по призванию - писатель <...> Очень часто - не фигурально, а буквально - я проводил дневные часы с учеными, а вечера - со своими литературными друзьями. Само собой разумеется, что у меня были близкие друзья как среди ученых, так и среди писателей. Благодаря тому, что я тесно соприкасался с теми и другими, и, наверное, еще в большей степени благодаря тому, что все время переходил от одних к другим, меня начала занимать та проблема, которую я назвал для самого себя "две культуры" еще до того, как попытался изложить ее на бумаге. Это название возникло из ощущения, что я постоянно соприкасаюсь с двумя разными группами, вполне сравнимыми по интеллекту, принадлежащими к одной и той же расе, не слишком различающимися по социальному происхождению, располагающими примерно одинаковыми средствами к существованию и в то же время почти потерявшими возможность общаться друг с другом, живущими настолько разными интересами, в такой непохожей психологической и моральной атмосфере, что, кажется, легче пересечь океан, чем проделать путь от Берлингтон-Хауса или Южного Кенсингтона до Челси".
Сноу пишет о том, что если "физики" еще способны воспринимать гуманитарное знание (не знать Гамлета считается все-таки неприличным и среди физиков), то гуманитарии совершенно не стесняются того, что ничего не слышали о Втором начале термодинамики. С точки зрения Сноу, ситуация даже хуже: это не просто непонимание, но непонимание агрессивное - он называет художественную интеллигенцию "новыми луддитами", готовыми разрушить науку фактически по той только причине, что они ее не понимают.
Статья Сноу носит, скорее, открыто алармистский характер. Он постарался максимально остро поставить проблему, а не решать.
Лирики-физики
Я довольно остро ощущаю проблему двух культур, поскольку получил научное (математическое) образование, но на протяжении всей жизни занимался литературой. Среди моих знакомых достаточно и ученых, и писателей. Но необходимо отметить следующее. Среди писателей, с которыми я знаком, есть люди, которых не просто не пугают слова "второе начало", но есть и те, кто неплохо знаком с такими нетривиальными научными областями, как квантовая механика или общая теория относительности. Я могу назвать двух лауреатов "Русского Букера" - Михаила Бутова, окончившего МЭИС (Институт связи), и Александра Иличевского - выпускника Физтеха.
Вероятно, такая ситуация возникла в результате тотального перемешивания, которое произошло за последние десять-двадцать лет в СССР и России: многие люди отказались от своих профессий (в том числе ученые) в силу внешних обстоятельств.
Но тем не менее проблема двух культур остается, и как ее решать, не ясно.
Кризис доверия
В последние десятилетия проявилась другая проблема, обострившая традиционное непонимание естественников и гуманитариев, - это кризис доверия к науке вообще, кризис, который привел к лавинообразному росту псевдонаучных и лженаучных теорий. Причины этого кризиса доверия здесь подробно разбирать не имеет смысла, но констатировать его необходимо.
Подавляющее большинство людей сегодня очень мало знает о науке и обречено верить на слово первому встречному шарлатану. А эти шарлатаны используют все еще высокий (несмотря ни на что) авторитет научного знания, и используют его часто в своих корыстных целях, чем наносят науке тяжелый урон.
К такого рода лженаучным проектам, безусловно, следует отнести "новую хронологию" Фоменко и его последователей. Здесь мы сталкиваемся с другой стороной той же проблемы: полным незнанием учеными (в данном случае математиками) основных принципов гуманитарных исследований. Чтобы довериться "новой хронологии", нужно просто-таки ничего не знать об истории, о лингвистике, о научной методологии. Андрей Зализняк в своей статье , посвященной лингвистическому анализу аргументов, приводимых сторонниками "новой хронологии", кажется, вполне убедительно продемонстрировал ее полную несостоятельность, но его аргументы не были услышаны ни авторами, ни читателями. Таково состояние взаимной глухоты.
Математика без формул
И вот на фоне непонимания и кризиса доверия появляется замечательная и по своей задаче, и по исполнению работа Владимира Успенского, посвященная попытке продемонстрировать современным гуманитариям и просто людям любознательным (инженерам, программистам, бизнесменам), что есть современная математика.
Если мы заглянем в школьные учебники математики, то увидим, что знания, о которых идет речь в школьном курсе, были передним краем науки на рубеже XVII-XVIII веков. Неужели с тех пор ничего не изменилось? Изменилось едва ли не все. Такое положение дел привело Александра Харшиладзе к мысли о необходимости полного пересмотра школьного математического курса: он предложил исключить математику из школьного курса на десять лет, чтобы ее целиком реформировать .
Успенский не настолько радикален. Он пишет: "Итак, есть определенный объем непрактических знаний, обязательный для всякого культурного человека. <...> Мы полагаем, что в этот объем входят и некоторые из тех математических представлений, которые не связаны с утилитарным использованием математики. Указанные представления состоят не только из фактов, но и из понятий и методов оперирования с этими понятиями. <...> В этом очерке мы собираемся говорить о математике как о части культуры духовной".
Такого рода заявления - это еще только "протокол о намерениях". Но дальше начинается самое интересное. Успенский берет одну за другой математические проблемы и показывает, что же они действительно значат для общечеловеческой культуры. И первое, что нужно сделать, - проблему необходимо обрисовать, почти не используя ни формул, ни терминов. Как это сделать? Общего решения здесь не существует. Каждый раз, рассматривая математическую проблему или вводя новое понятие, приходится искать необходимый изобразительный материал, искать метафоры, чтобы сделать изложение наглядным и ясным. Но при этом еще нужно как-то не потерять ни в глубине, ни в содержательности, и еще не наделать ошибок.
Одна из трудностей при написании такого рода статьи - предельное внимание к корректности изложения. Если в статье, опубликованной в математическом журнале, ошибка (например, опечатка) ясна любому читателю, то опечатка в научно-популярной статье читателем может быть принята как истина: у него просто недостаточно квалификации, чтобы эту опечатку заметить. Ценой серьезных усилий Владимиру Успенскому удалось справиться и с этой проблемой.
"Царский путь в математике"
Успенский начинает с натурального ряда. Он показывает, что такой вроде бы привычный объект на самом деле совсем не прост, а полон загадок и сам по себе является абстракцией высокого уровня. Успенский пишет о геометрии Лобачевского и квадратуре круга, о неразрешимых массовых задачах и актуальной бесконечности, о топологии, о гипотезе Пуанкаре, которую удалось доказать Григорию Перельману.
То, что нащупывает в этой статье Успенский, можно назвать "царским путем в математике", которого, как известно, не существует. Успенский предпринимает попытку показать нематематику глубину современной научной деятельности, не обременяя его жесткой необходимостью двигаться шаг за шагом по крутым ступеням абстрагирования, то есть по пути, по которому идет любой нормальный математик. Самое удивительное, что Успенскому многое удается. Его работа, пожалуй, первая внятная попытка действительно пробить стену между двумя культурами. Она показывает, что нет между ними непроходимой границы, если у читателя достаточно внимания и терпения, если автор изобретателен и тонок.
Это дает надежду, что две культуры если и не сольются в одну, то, во всяком случае, перестанут пугать и избегать друг друга. А если читатель поймет хотя бы часть того, о чем пишет Успенский, он не только получит удовольствие от созерцания высоких абстракций, но и будет вооружен для противостояния лженауке.
13. Творчество Ч. П. Сноу. Лекция «Две культуры».
В этой лекции о двух культурах, прочитанной им в Кембриджском Университете в 1959 году, Сноу говорит о драматической расколотости современной западной интеллигенции. По его представлению, раскол произошел на две субкультуры: интеллигенцию научную и художественную. Между этими мирами - почти непреодолимая пропасть, вызванная полярными отношениями представителей двух культур к промышленной и научной революциям, обществу и даже самой человеческой личности. Такая разность мировосприятия, по словам автора, основана на ущербном характере образования, получаемого молодыми людьми в Европе и, в частности, на родине Сноу, Англии. Результатом этого разрыва, по мнению Сноу, может стать цивилизационная катастрофа, так как ни научная, ни гуманитарная интеллигенция не обладает полнотой знания, необходимого человечеству во все усложняющемся мире.
Нельзя не отдать должного Сноу уже в одном том, что он так ясно увидел проблему разлома в среде интеллектуальной элиты на почти не сопрягающиеся части и понял всю меру опасности для цивилизации, исходящую от этого разлома. Но невозможно здесь не подумать и о том, что именно ученые, уверенные в своем могуществе гордые наследники Фауста, в первую очередь и повинны в потере связей со своими собратьями из гуманитарного цеха. Именно так, а не наоборот, как, вероятно, склонен полагать Сноу. Гуманитарная интеллигенция, занимающаяся общечеловеческими ценностями, уже по своей природе гораздо менее предрасположена к самоизоляции, чем естественнонаучная ее часть. Неприятие же ею промышленной революции, на которое сетует Сноу, тоже происходило во многом именно из-за способности гуманитариев видеть последствия явлений с точки зрения общечеловеческой и вселенской. Как показывает затяжной цивилизационный кризис, в котором мы сейчас оказались, их опасения во многом оправдались.
С накоплением и усложнением наших знаний о мире наступление специализации неизбежно, как неизбежно оно и во всякой сколько-нибудь сложной биологической системе. Не может один смертный вместить в своей голове представление о физике элементарных частиц, знание об устройстве компьютера, особенности строения микроскопических грибов, специфику современного текстильного производства, знание поэзии Китса и Шелли, философии Гегеля, и при этом помнить всех египетских фараонов и ветхозаветную историю. Отсюда соблазн разделения на изолированные группы по интересам, в конечном итоге ведущий к появлению многочисленных субкультур внутри некогда единой культуры. О двух из них столь блестяще и написал Сноу.
Такие же почти нестыкующиеся миры - «трудящиеся массы» и интеллектуальная элита, военные и гражданские служащие, ученые и люди искусства (хотя у меня ощущение, что между ними общего все же больше, чем между другими категориями современного общества). Список можно продолжать долго. И эта драматическая фрагментация имеет место в рамках всего лишь одной Западной культуры! Если уж внутри своей родной культуры люди разучились слышать друг друга, понимать друг друга, более того, потеряли всякий интерес к общению друг с другом - то что же говорить о диалоге с другими культурами, имеющими исходно иные духовные корни и нормы поведения?
Беда современного человечества именно в отсутствии диалогичности между его частями. Сноу сокрушается о том, что мало кто из «гуманитариев» имеет хотя отдаленное представление о производстве пуговиц, как не имеют они и понимания смысла промышленности вообще. Но не то беда, что поэт не знает, как делаются пуговицы (я тоже, хоть и не поэт, к стыду своему, не знаю). Бог с ними, с пуговицами! И даже не то беда, что ученые не интересуются практическим применением своих теорий. Беда в том, что утрачено целостное знание о мире, утрачено представление о том, как устроен мир в целом и по каким законам он живет.
То обстоятельство, что мир сегодня оказался на грани разрушения, есть прямое следствие исчезновения этого целостного знания и неспособности к плодотворному диалогу между носителями разных субкультур. Будущее мира как никогда прежде зависит от того, окажется ли управление им в руках людей всесторонне образованных, терпимых и диалогичных. Не узкие специалисты, а эрудиты возрожденческого типа, пусть и не знающие деталей промышленного производства, но понимающие его смысл и роль в истории, равно как и ценность поэзии и философии - именно такие люди ключ к преодолению кризиса цивилизации.
Сноу в середине 20 века не ставил еще вопрос с такою остротой и определенностью, но его заслуга уже в том, что он указал на нее, как указал и путь ее разрешения. Он не покажется вам оригинальным своим рецептом массового изменения мировоззрения. Все мы уже пришли к тому, что никакого иного способа эффективно переменить сознание миллионов, кроме как через глубокое реформирование системы образования, в современном обществе быть не может. И Сноу в своей лекции сказал именно об этом: меняйте ваше образование, если хотите, чтобы произошло сближение между распавшимися частями культуры, если хотите, чтобы ваша цивилизация выжила.
Английский физик (по образованию) и писатель.
Работал в Кавендишской лаборатории у Эрнста Резерфорда . В годы войны – чиновник Комитета научной помощи фронту.
Международную известность Чарлзу Сноу принёсла статья: Две культуры и техническая революция / The Two Cultures and the Scientific Revolution, написанная на основе одноимённой лекции, прочитанной им в 1959 году в Кембриджском университете. Здесь он написал: «Очень часто - не фигурально, а буквально я проводил дневные часы с учёными, а вечера со своими литературными друзьями... Их разделяет стена непонимания, а иногда - особенно среди молодёжи - даже антипатии и вражды. Но главное, конечно, непонимание ».
«Писатель и учёный Чарлз П. Сноу обратил особое внимание на то обстоятельство, что между традиционной гуманитарной культурой и новой культурой научно-технического прогресса происходит катастрофическое размежевание и всё больше возрастает их прямая враждебность. Среди художественной и философской интеллигенции сложились убеждения, что учёные далеки от реальностей жизни, что им присущ поверхностный оптимизм. С другой стороны, учёные уверены, что представители творческих профессий не обладают даром провидения, что им чуждо все, имеющее отношение к разуму и познанию и, что, в крайнем случае, искусство и мышление у писателей, художников, философов ограничивается сегодняшним днем. Поэтому все мы одиноки. «Любовь, сильные привязанности, творческие порывы иногда позволяют нам забыть об одиночестве, но эти триумфы - лишь светлые оазисы, созданные нашими собственными руками, конец же пути всегда обрывается во мраке: каждый встречает смерть один на один». Но разве есть основания считать существование человека трагичным только потому, что жизнь личности заканчивается смертью? Да, мы одиноки, каждый встречает смерть один на один. Что из этого? Такова наша судьба, её не изменить. «Но наша жизнь зависит от множества обстоятельств, не имеющих отношения к судьбе, - завершает Сноу, - и мы должны им противостоять, если только хотим оставаться людьми». Прежде всего, таким обстоятельством, которое нас должно объединять, сделать солидарными, является общая, междисциплинарная, целостная культура, самопознание, самоорганизация, обосновывающие и обеспечивающие наше будущее. Человеческая культура может оказаться на грани гибели, если не принять радикальных мер, дающих возможность сблизиться и примириться «двум культурам». «Две культуры» - условная градация. Их можно было бы выделить больше: три, четыре. Не это важно. Нас привели к краю пропасти противоречия и конфликты между свободой и необходимостью, сознанием и бессознательным, наукой и искусством, гуманитарными и естественными науками, философией и политикой, философией и экономикой и т.д. Две культуры противоположны мудрости человека, они вызывают извращение и трагедию свободы и творчества».
Борушко А.П., Выбор будущего: Quo vadis, Минск, «Дизайн ПРО», 2004 г., с.12.
Для описания эффекта боязни гуманитариями техники, Чарлз Сноу использовал термин: «интеллектуальный луддизм».
Из интервью Чарлза Сноу: «Интересно, какие условия для работы Вы предпочитаете?
Ответ: Пожалуй, я предпочитаю тишину, покой, одиночество, но на самом деле редкий профессионал получает такие условия. Одно из непременных свойств профессионала заключается в способности как можно меньше поддаваться всяким внешним раздражителям в процессе работы. Если это свойство не развить в себе, нужных условий работы вы никогда не добьетесь. Если вы можете писать лишь в атласном халате, в комнате окнами на северо-восток, при комфортной температуре, то ваши шансы на успех невелики».
Чарлз Сноу, Говорить правду / Портреты и размышления, М., «Прогресс», 1985 г., с. 320.
Прочитала очень любопытную статью английского писателя и физика Чарльза Сноу «Две культуры и научная революция». Автор, имея большой опыт общения как с представителями художественной интеллигенции, так и с людьми науки, выражает свою печаль по поводу огромной пропасти, лежащей между носителями «двух культур». Система образования Англии начала-середины XX привела к тому, что гуманитарии и технари потеряли общий язык общения, а встречи в студенческой столовой в Оксфорде заставляли их обмениваться колкостями в адрес друг друга. «Они настолько по-разному относятся к одним и тем же вещам, что не могут найти общего языка даже в плане эмоций.» Что касается жизни и её восприятия, то «среди художественной интеллигенции сложилось твёрдое мнение, что учёные не представляют себе реальной жизни и поэтому им свойствен поверхностный оптимизм. Учёные со своей стороны считают, что художественная интеллигенция лишена дара провидения, что она проявляет странное равнодушие к участи человечества, что ей чуждо всё, имеющее отношение к разуму, что она пытается ограничить искусство и мышление только сегодняшними заботами и так далее.» Сноу подробно рассматривает причины этих упрёков, описывает характер как одних так и других, объясняет образ мыслей физиков и художественной интеллигенции. «Стремление найти какой-то выход» из ситуации, вера в возможность этого предприятия — «в этом заключается … подлинный оптимизм [учёных], — тот оптимизм, в котором мы все чрезвычайно нуждаемся.» Автор обвиняет писателей и художников в поклонении «традиционной культуре» и в полном игнорировании реального мира и его процессов. Такой образ мышления порождает некий набор ценностей и поведение, противное физикам. Тем не менее, отрицая «традиционную культуру», литературу, учёные наносят вред себе тем, что считают её «не относящейся к делу», вследствие чего страдает их «образное мышление. Они обкрадывают самих себя.» Страдают также и интеллигенты. Делая вид, что «существующее положение вещей на самом деле не существует», они отказываются разбираться в сложившейся ситуации, и тем самом не задумываются о последствиях, к которым эта ситуация может привезти. Они, в большинстве своём, не имеют представления о современной научной модели физического мира, «как будто современная научная модель физического мира по своей интеллектуальной глубине, сложности и гармоничности не является наиболее прекрасным и удивительным творением, созданным коллективными усилиями человеческого разума!»
Сноу завершает свою статью пессимистичными мыслями о том, что «попытки перебросить мост» между двумя культурами практически невозможны. Культуры утратили возможность общения, начинающие учёные осознают свою востребованность и возможность хорошо заработать, в то время как люди искусства часто «страдают от сознания собственной ненужности или от бессмысленности своей работы».
Ч. П. Сноу (1905-1980 активно работал на литературном и политическом поприще, прославил английскую прозу многотомной эпопеей «Чужие и братья». Начал писать Сноу в 1932 г., когда появился его детектив «Смерть под парусом», а продолжил литературную карьеру жизнеописанием Льюиса Элиота, адвоката по профессии (автобиографического героя Сноу), в повествовании, охватывающем почти полвека британской истории.
Ч. П. Сноу обратился к литературе, уже пройдя испытание наукой в Кембридже. Логический, беспристрастный тип научного мышления наложил отпечаток на художественную манеру Сноу, которую нельзя спутать с творческим почерком других его соотечественников. Эпопея «Чужие и братья», задуманная как летопись индивидуальной жизни, проецированная на историю Великобритании, развертывается как хорошо продуманный и подкрепленный большим количеством фактов и наблюдений научный проект. Льюис Элиот - это не просто alter ego самого писателя, герой, прошедший, как и Сноу, путь от скромного провинциального интеллектуала к большой политике, совершающейся в Вестминстере. «Пора надежд» (1949) повествует о детстве и юности Элиота, в «Наставниках» (1951) рассказывается о его пребывании в Кембридже, а «Коридоры власти» (1963) посвящены парламентской жизни, представленной глазами тонкого, умного наблюдателя, высококвалифицированного юриста, оценивающего события внутренней и внешней жизни страны, находясь в эпицентре событий. Герой Сноу мыслит перспективно, он знает, что ему придется писать и о политике, и о науке, об академической среде и лондонских салонах, где делается политика, о студенческих настроениях («Сон разума», 1968), о нашумевших криминальных процессах, ему придется охватить огромный промежуток времени и рассказать о формировании представителя поколения, на долю которого выпало осуществление тех замыслов и планов, которые и не мыслились его предшественниками. Временами повествование напоминает дневник, мемуары, фиксирующие мельчайшие детали жизни, разговоров, иногда повествовательная линия вообще исчезает, появляется некто третий, не автор и не рассказчик, а как бы свидетель событий, начитанный, проницательный.
Опыт Сноу специфичен и как будто ограничен двумя сферами деятельности -научной и политической, взаимоотношения людей тоже весьма ограничены профессиональным кругом, но не создается впечатления, что автор дает однолинейные характеристики своим персонажам, скорректированные его бесстрастностью и сдержанностью. Роджер Куэйф и Фрэнсис Ретклиф, леди Кэролайн и Кроуфорд, Джего и Льюис Элиот, появляющиеся в разных романах, составляют определенную живую среду, каждый со своими достоинствами и недостатками, но все они таинственным образом подчинены главному рассказчику не только потому, что обращаются к нему за помощью и советом, рассчитывают на его участие, но и потому, что Элиот собрал, как в фокусе, наблюдательность и аналитические способности автора, которые значительно расширяют романное пространство, делают его объемным и значительным. В «Наставниках» Сноу дает зарисовку лондонского неба ночью - «рассеянное отражение жизней, наполняющих огромный город». Так и персонажи Сноу, рассеянные по его произведениям, спроецированные на панораму жизни современной Великобритании, создают эпопею мира частного, индивидуального и «большого», формирующегося в условиях холодной войны, постоянного противостояния двух систем, мира неспокойного и нестабильного, в котором многие частные вопросы поднимаются до уровня общественных, а государственные рассматриваются через призму частных.
«Две культуры» В этой лекции о двух культурах, прочитанной им в Кембриджском Университете в 1959 году, Сноу говорит о драматической расколотости современной западной интеллигенции. По его представлению, раскол произошел на две субкультуры: интеллигенцию научную и художественную. Между этими мирами – почти непреодолимая пропасть, вызванная полярными отношениями представителей двух культур к промышленной и научной революциям, обществу и даже самой человеческой личности. Такая разность мировосприятия, по словам автора, основана на ущербном характере образования, получаемого молодыми людьми в Европе и, в частности, на родине Сноу, Англии. Результатом этого разрыва, по мнению Сноу, может стать цивилизационная катастрофа, так как ни научная, ни гуманитарная интеллигенция не обладает полнотой знания, необходимого человечеству во все усложняющемся мире.
Нельзя не отдать должного Сноу уже в одном том, что он так ясно увидел проблему разлома в среде интеллектуальной элиты на почти не сопрягающиеся части и понял всю меру опасности для цивилизации, исходящую от этого разлома. Но невозможно здесь не подумать и о том, что именно ученые, уверенные в своем могуществе гордые наследники Фауста, в первую очередь и повинны в потере связей со своими собратьями из гуманитарного цеха. Именно так, а не наоборот, как, вероятно, склонен полагать Сноу. Гуманитарная интеллигенция, занимающаяся общечеловеческими ценностями, уже по своей природе гораздо менее предрасположена к самоизоляции, чем естественнонаучная ее часть. Неприятие же ею промышленной революции, на которое сетует Сноу, тоже происходило во многом именно из-за способности гуманитариев видеть последствия явлений с точки зрения общечеловеческой и вселенской. Как показывает затяжной цивилизационный кризис, в котором мы сейчас оказались, их опасения во многом оправдались.
С накоплением и усложнением наших знаний о мире наступление специализации неизбежно, как неизбежно оно и во всякой сколько-нибудь сложной биологической системе. Не может один смертный вместить в своей голове представление о физике элементарных частиц, знание об устройстве компьютера, особенности строения микроскопических грибов, специфику современного текстильного производства, знание поэзии Китса и Шелли, философии Гегеля, и при этом помнить всех египетских фараонов и ветхозаветную историю. Отсюда соблазн разделения на изолированные группы по интересам, в конечном итоге ведущий к появлению многочисленных субкультур внутри некогда единой культуры. О двух из них столь блестяще и написал Сноу.
Такие же почти нестыкующиеся миры – «трудящиеся массы» и интеллектуальная элита, военные и гражданские служащие, ученые и люди искусства (хотя у меня ощущение, что между ними общего все же больше, чем между другими категориями современного общества). Список можно продолжать долго. И эта драматическая фрагментация имеет место в рамках всего лишь одной Западной культуры! Если уж внутри своей родной культуры люди разучились слышать друг друга, понимать друг друга, более того, потеряли всякий интерес к общению друг с другом – то что же говорить о диалоге с другими культурами, имеющими исходно иные духовные корни и нормы поведения?
Беда современного человечества именно в отсутствии диалогичности между его частями. Сноу сокрушается о том, что мало кто из «гуманитариев» имеет хотя отдаленное представление о производстве пуговиц, как не имеют они и понимания смысла промышленности вообще. Но не то беда, что поэт не знает, как делаются пуговицы (я тоже, хоть и не поэт, к стыду своему, не знаю). Бог с ними, с пуговицами! И даже не то беда, что ученые не интересуются практическим применением своих теорий. Беда в том, что утрачено целостное знание о мире, утрачено представление о том, как устроен мир в целом и по каким законам он живет.
То обстоятельство, что мир сегодня оказался на грани разрушения, есть прямое следствие исчезновения этого целостного знания и неспособности к плодотворному диалогу между носителями разных субкультур. Будущее мира как никогда прежде зависит от того, окажется ли управление им в руках людей всесторонне образованных, терпимых и диалогичных. Не узкие специалисты, а эрудиты возрожденческого типа, пусть и не знающие деталей промышленного производства, но понимающие его смысл и роль в истории, равно как и ценность поэзии и философии – именно такие люди ключ к преодолению кризиса цивилизации.
Сноу в середине 20 века не ставил еще вопрос с такою остротой и определенностью, но его заслуга уже в том, что он указал на нее, как указал и путь ее разрешения. Он не покажется вам оригинальным своим рецептом массового изменения мировоззрения. Все мы уже пришли к тому, что никакого иного способа эффективно переменить сознание миллионов, кроме как через глубокое реформирование системы образования, в современном обществе быть не может. И Сноу в своей лекции сказал именно об этом: меняйте ваше образование, если хотите, чтобы произошло сближение между распавшимися частями культуры, если хотите, чтобы ваша цивилизация выжила.