Философское осмысление эволюционной теории дарвина. Теория дарвина довела до мировой войны Дарвин и марксисты считают что

Теория Дарвина сыграла огромную роль в обосновании и укреплении исторического взгляда на органическую природу, придав новый смысл и новые цели всем биологическим наукам.

Этот факт был подчеркнут самим Дарвином и оценен многими его современниками. После работ Дарвина исторический метод становится руководящей основой биологических исследований. Характерно, однако, что отклики на теорию Дарвина, начиная с 1859 г. и вплоть до современности, - крайне противоречивы. Положительному отношению одних критиков противостоит резко отрицательное отношение других. Первые принадлежали и принадлежат к прогрессивному лагерю науки, вторые отражают реакционные течения в ней. Причины отрицательного отношения к теории Дарвина со стороны реакционного лагеря прекрасно видны из оценки ее основоположниками марксизма-ленинизма.

К. Маркс и Ф. Энгельс высоко оценивали теорию Дарвина, в основном, по следующим причинам:

• Дарвин открыл и фактически обосновал закон развития органического мира;
• предложил материалистическое объяснение основной особенности органической эволюции, - ее приспособительного характера, вскрыв основной направляющий ее фактор;
• существенно подкрепил этим материалистическое мировоззрение, оружие пролетариата.

Маркс писал Энгельсу: «книга Дарвина («Происхождение видов») дает естественно-историческую основу нашим взглядам». Эту же мысль Маркс высказывает и в письме к Лассалю, указывая, что сочинение Дарвина «годится, мне кажется, как естественно-научная опора исторической классовой борьбы». В этом же письме высказана глубокая мысль, что в книге Дарвина «не только нанесен смертельный удар «телеологии» в естественных науках, но и эмпирически выяснено ее разумное значение». Другими словами, не только показан самый факт приспособленности организмов (органическая целесообразность), но дано материалистическое причинное объяснение его, изгоняющее из биологии учение о целях, якобы осуществляемых органической (живой) природой.

Энгельсом также отмечено, что Дарвин «нанес сильнейший удар метафизическому взгляду на природу». В. И. Ленин сравнил роль Маркса с ролью Дарвина, который «поставил биологию на вполне научную почву, установив изменяемость видов и преемственность между ними»…

И. В. Сталин высоко ценит Дарвина, как представителя подлинной науки, «той науки, которая имеет смелость, решимость ломать старые традиции, нормы, установки, когда они становятся устарелыми, когда они превращаются в тормоз для движения вперед и которая умеет создавать новые традиции, новые нормы, новые установки».

Отмеченные выше положительные стороны теории Дарвина - причина ненависти реакционного лагеря к ней.

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter .

12 февраля 1809 года родился знаменитый английский учёный, натуралист и путешественникЧарльз Дарвин . Его теорию эволюции и происхождения видов изучают на школьных уроках биологии. Тем не менее с именем Дарвина связано много заблуждений, неточностей и мифов,

Официальную версию и подробнее про Дарвина вы все знаете. Давайте сначала пробежимся по мифам, существующим в настоящее время:

Миф 1. Дарвин придумал теорию эволюцииНа самом деле первую научную теорию эволюции разработал в начале XIX века Жан Батист Ламарк . Ему принадлежит предположение, что приобретённые признаки передаются по наследству. К примеру, если животное питается листьями с высоких деревьев, его шея будет вытягиваться, и у каждого следующего поколения шея будет немного длиннее, чем у предков. Так, по мнению Ламарка, появились жирафы.

Чарльз Дарвин усовершенствовал эту теорию и внёс в неё понятие «естественный отбор». Согласно теории, больше шансов на продолжение рода имеют особи с теми признаками и качествами, которые наиболее способствуют выживанию.

Миф 2. Дарвин утверждал, что человек произошёл от обезьяныУчёный никогда не говорил подобного. Чарльз Дарвин предположил, что у обезьяны и человека мог быть общий обезьяноподобный предок. На основании сравнительно-анатомических и эмбриологических исследований он сумел показать, что анатомические, физиологические и онтогенетические характеристики человека и представителей отряда приматов весьма сходны. Так родилась симиальная (обезьянья) теория антропогенеза.

Миф 3. До Дарвина учёные не соотносили человека с приматамиВ действительности сходство человека и обезьяны было подмечено учёными в конце XVIII века. Французский натуралист Бюфон предположил, что люди - потомки обезьян, а шведский учёный Карл Линней отнёс человека к разряду приматов, где мы и в современной науке соседствуем как вид с обезьянами.

Миф 4. Согласно теории эволюции Дарвина, выживает сильнейшийЭтот миф происходит из неправильного понимания термина «естественный отбор». По Дарвину, выживает не самый сильный, а самый приспособленный. Зачастую простейшие организмы являются самыми «живучими». Это объясняет, почему сильные динозавры вымерли, а одноклеточные организмы пережили и взрыв метеорита, и следующий за ним ледниковый период.

Миф 5. Дарвин в конце жизни отрёкся от своей теорииЭто не более чем городская легенда. Спустя 33 года после смерти учёного, в 1915 году, в баптистском издании была опубликована история, как Дарвин отрёкся от своей теории перед самой смертью. Никаких достоверных доказательств этого факта нет.

Миф 6. Теория эволюции Дарвина - масонский заговорЛюбители конспирологических теорий утверждают, что Дарвин и его родственники были масонами. Масоны - участники тайного религиозного общества, возникшего в XVIII веке в Европе. Членами масонских лож становились знатные люди, им часто приписывают незримое руководство всем миром.

Историки не подтверждают тот факт, что Дарвин или кто-то из его родственников были членами каких-либо тайных обществ. Учёный, напротив, не спешил к публикации своей теории, работа над которой велась в течение 20 лет. К тому же многие факты, открытые Дарвином, нашли подтверждение у дальнейших исследователей.

А теперь мы подробнее рассмотрим, что говорят противники теории Дарвина:

Человек, выдвинувший теорию эволюции - английский естествовед-любитель Чарльз Роберт Дарвин.Дарвин никогда по настоящему не обучался биологии, а имел лишь любительский интерес к природе и животным. И как результат этого интереса, в 1832 г. добровольцем отправился в путешествие из Англии на государственном исследовательском судне «Бигл» и в течение пяти лет плавал по разным частям света. Во время путешествия молодой Дарвин остался под впечатлением от увиденных им видов животных, особенно от различных видов зябликов, обитавших на островах Галапагос. Он подумал, что отличие клювов этих птиц зависит от окружающей среды. Опираясь на это предположение, он сделал для себя вывод: живые организмы не были созданы Богом по отдельности, а произошли от единого предка и затем видоизменились в зависимости от условий природы.

Эта гипотеза Дарвина не основывалась ни на каком научном объяснении или эксперименте. Только благодаря поддержке знаменитых в то время материалистов-биологов, со временем эта гипотеза Дарвина утвердилась как теория. Согласно этой теории, живые организмы происходят от одного предка, но в течении длительного времени подвергаются небольшим изменениям и начинают отличаться друг от друга. Виды, более успешно адаптировавшиеся к природным условиям, передают свои особенности следующему поколению. Таким образом, эти полезные изменения со временем превращают индивид в живой организм, полностью отличный от своего предка. Что же подразумевалось под «полезными изменениями», так и осталось неизвестным. По мнению Дарвина, человек являлся самым развитым продуктом этого механизма. Оживив этот механизм в своем воображении, Дарвин назвал его «эволюцией путем естественного отбора». Отныне он думал, что нашел корни «происхождения видов»: основа одного вида - другой вид. Эти идеи он раскрыл в 1859 году в своей книге «Происхождение видов».

Однако Дарвин понимал, что в его теории было много нерешенного. Он признает это в книге «Трудности теории» (Difficulties of Theory). Эти трудности заключались в комплексных органах живых организмов, которые не могли появиться случайно(например, глаз), а также ископаемые останки, инстинкты животных. Дарвин надеялся на то, что эти трудности будут преодолены в процессе новых открытий, на некоторые же из них он давал неполные объяснения

В противовес сугубо натуралистической теории эволюции выдвигаются две альтернативы. Одна носит чисто религиозный характер: это так называемый “креационизм”, буквальное восприятие библейской легенды о том, как Всевышний сотворил вселенную и жизнь во всем ее многообразии. Креационизм исповедуют лишь религиозные фундаменталисты, у этого учения узкая база, оно находится на периферии научной мысли. Поэтому за недостатком места мы ограничимся лишь упоминанием о его существовании.

А вот другая альтернатива сделала весьма серьезную заявку на место под научным солнцем. Теория “разумного замысла” (intelligent design), среди сторонников которой немало серьезных ученых, признавая эволюцию как механизм внутривидовой адаптации к меняющимся условиям среды обитания (микроэволюция), категорически отвергает ее претензии на роль ключа к тайне происхождения видов (макроэволюция), не говоря уже о происхождении самое жизни.

Жизнь настолько сложна и многообразна, что абсурдно думать о возможности ее спонтанного происхождения и развития: в основе ее неизбежно должен лежать разумный замысел, говорят поборники этой теории. Что это за разум – не суть важно. Сторонники теории разумного замысла принадлежат скорее к разряду агностиков, чем верующих, теология их не особенно интересует. Они заняты лишь тем, что пробивают зияющие бреши в теории эволюции, и им удалось настолько изрешетить ее, что господствующая в биологии догма ныне напоминает не столько гранитный монолит, сколько швейцарский сыр.

На протяжении всей истории западной цивилизации считалось аксиомой, что жизнь сотворена высшей силой. Еще Аристотель выражал убеждение в том, что невероятная сложность, элегантная стройность и гармоничность жизни и вселенной не могут быть случайным продуктом стихийных процессов. Наиболее известный телеологический аргумент в пользу существования разумного начала сформулировал английский религиозный мыслитель Уильям Пэйли в книге “Натурбогословие” (Natural Theology), вышедшей в свет в 1802 году.

Пэйли рассуждал следующим образом: если, прогуливаясь в лесу, я споткнусь о камень, у меня не возникнет сомнений в его естественном происхождении. Но если я увижу валяющиеся на земле часы, мне вольно или невольно придется предположить, что сами по себе они возникнуть не могли, кто-то должен был их собрать. И если у часов (относительно малого и простого устройства) есть разумный устроитель – часовщик, то у самой Вселенной (большого устройства) и у наполняющих ее биологических объектов (более сложных устройств, чем часы,) должен быть великий устроитель – Творец.

Но затем объявился Чарльз Дарвин, и все изменилось. В 1859 году он опубликовал эпохальный труд под названием “Происхождении видов путём естественного отбора, или выживание благоприятствуемых пород в борьбе за жизнь”, которому было суждено произвести подлинную революцию в научной и общественной мысли. Опираясь на достижения селекционеров (“искусственный отбор”) и на свои собственные наблюдения за птицами (вьюрками) на Галапагосских островах, Дарвин пришел к выводу, что организмы могут претерпевать небольшие изменения, приспосабливаясь к изменяющимся условиям среды обитания посредством “естественного отбора”.

Он далее заключил, что при наличии достаточно длительного времени сумма подобных малых изменений порождает более крупные перемены и, в частности, ведет к появлению новых видов. По мысли Дарвина, новые признаки, снижающие шансы организма на выживание, безжалостно отбраковываются природой, а признаки, дающие преимущество в борьбе за жизнь, постепенно накапливаясь, со временем позволяют их носителям брать верх над менее приспособленными конкурентами и вытеснять их из оспариваемых экологических ниш.

Этот чисто натуралистический механизм, абсолютно лишенный какой-либо целенаправленности или замысла, с точки зрения Дарвина исчерпывающим образом объяснял, каким путем развивалась жизнь и почему все живые существа столь идеально приспособлены к условиям своей среды обитания. Теория эволюции подразумевает непрерывную прогрессию постепенно изменяющихся живых существ в ряду от самых примитивных форм до высших организмов, венцом которых является человек.

Проблема, однако, в том, что теория Дарвина носила чисто умозрительный характер, ибо в те годы палеонтологические свидетельства не давали никаких оснований для его заключений. По всему миру ученые откапывали множество ископаемых остатков вымерших организмов прошлых геологических эпох, но все они укладывались в четкие границы все той же неизменной таксономии. В палеонтологической летописи не фигурировало ни одного промежуточного вида, ни единого существа с морфологическими признаками, которые подтверждали бы правоту теории, сформулированной на основании абстрактных умозаключений без опоры на факты.

Дарвин отчетливо видел слабость своей теории. Недаром он более двух десятков лет не решался опубликовать ее и направил свой капитальный труд в печать, только когда узнал, что другой английский натуралист – Альфред Рассел Уоллес – готовится выступить со своей собственной теорией, поразительно похожей на дарвинскую.

Любопытно отметить, что оба соперника повели себя как истые джентльмены. Дарвин написал Уоллесу учтивое письмо с изложением доказательств своего первенста, тот ответил не менее вежливым посланием с предложением представить на Королевском обществе совместный доклад. После этого Уоллес публично признал приоритет Дарвина и до конца своих дней ни разу не посетовал на свою горькую судьбу. Вот такие были нравы в викторианскую эпоху. Говорите после этого о прогрессе.

Теория эволюции напоминала здание, возведенное на траве с тем, чтобы впоследствии, когда подвезут нужные материалы, подвести под него фундамент. Ее автор полагался на прогресс палеонтологии, который – он был убежден – позволит в будущем найти переходные формы жизни и подтвердит справедливость его теоретических выкладок.

Но коллекции палеонтологов все росли и росли, а подтверждений дарвинской теории не было и в помине. Ученые находили сходные виды, но никак не могли обнаружить ни единого мостика, перекинутого от одного вида к другому. А ведь из теории эволюции вытекает, что такие мостики не только существовали, но что их должно было быть великое множество, ибо палеонтологическая летопись должна отражать все бесчисленные этапы долгой истории эволюции и фактически целиком и полностью состоять из переходных звеньев.

Некоторые последователи Дарвина, подобно ему самому, считают, что нужно лишь запастись терпением – мы, мол, просто еще не нашли промежуточные формы, но в будущем непременно их отыщем. Увы, их надеждам вряд ли суждено сбыться, ибо существование подобных переходных звеньев вступало бы в противоречие с одним из основополагающих постулатов самой же теории эволюции.

Представим себе для примера, что передние лапы динозавров постепенно эволюционировали в птичьи крылья. Но это значит, что на протяжении долгого переходного периода эти конечности не были ни лапами, ни крыльями, и их функциональная ненужность обрекала владельцев таких бесполезных обрубков на заведомое поражение в жестокой борьбе за жизнь. Согласно дарвинскому учению, природа должна была безжалостно выкорчевать подобные промежуточные виды и, стало быть, пресечь в зародыше процесс видообразования.

Но ведь общепризнано, что птицы произошли от ящеров. Спор не об этом. Противники дарвинистского учения вполне допускают, что прообразом птичьего крыла действительно могла быть передняя лапа динозавра. Они утверждают лишь, что какие бы пертурбации ни происходили в живой природе, они не могли протекать по механизму естественного отбора. Должен был действовать какой-то другой принцип – скажем, использование носителем разумного начала универсальных шаблонов-прототипов.

Палеонтологическая летопись упрямо свидетельствует о несостоятельности эволюционизма. На протяжении первых трех с лишним миллиардов лет существования жизни на нашей планете обитали только простейшие одноклеточные организмы. Но вот приблизительно 570 миллионов лет назад наступил кембрийский период, и в течение нескольких миллионов лет (по геологическим меркам - быстролетный миг), словно по мановению волшебной палочки, на пустом месте возникло практически все многообразие жизни в его нынешнем виде и без каких-либо промежуточных звеньев. По теории Дарвина этого “кембрийского взрыва”, как его называют, просто не могло произойти.

Другой пример: во время так называемого пермско-триасового вымирания 250 миллионов лет назад жизнь на земле едва не прекратилась: исчезло 90% всех видов морских организмов и 70% наземных. Тем не менее, основная таксономия фауны не претерпела никаких существенных изменений – основные типы живых существ, обитавшие на нашей планете до “великого вымирания”, полностью сохранились и после катастрофы. Но если исходить из дарвинской концепции естественного отбора, в этот период обостренной конкуренции за заполнение вакантных экологических ниш непременно должны были возникнуть многочисленные переходные виды. Однако же этого не произошло, из чего опять-таки следует, что теория неверна.

Дарвинисты отчаянно ищут переходные формы жизни, но все их старания пока не увенчались успехом. Максимум того, что им удается найти, – это черты сходства разных видов, но признаки подлинных промежуточных существ по-прежнему лишь грезятся эволюционистам. Периодически вспыхивают сенсации: найдено переходное звено! Но на поверку неизменно оказывается, что тревога ложная, что найденный организм – не более чем проявление обыкновенной внутривидовой изменчивости. А то и просто фальсификация вроде пресловутого пилтдаунского человека.

Невозможно описать радость эволюционистов, когда в 1908 году в Англии был найден ископаемый череп человеческого типа с обезъяньей нижней челюстью. Вот оно, реальное доказательство правоты Чарльза Дарвина! У ликующих ученых не было никакого стимула как следует присмотреться к заветной находке, а то они не могли бы не заметить очевидные нелепости в ее строении и не осознать, что “окаменелость” – фальшивка, причем весьма грубо сработанная. И прошло целых 40 лет, прежде чем ученый мир вынужден был официально признать, что его разыграли. Оказалось, что какой-то до сих пор неведомый шутник просто склеил нижнюю челюсть отнюдь не ископаемого орангутана с черепом от столь же свежего мертвеца-гомосапиенса.

Кстати, персональное открытие Дарвина – микроэволюция галапагосских вьюрков под давлением среды – тоже не выдержало испытания временем. Спустя несколько десятилетий климатические условия на этих тихоокеанских островах вновь изменились, и длина клюва птиц вернулась в прежнюю норму. Никакого видообразования не произошло, просто один и тот же вид птиц временно адаптировался к изменившимся экологическим условиям – самая что ни на есть тривиальная внутривидовая изменчивость.

Некоторые дарвинисты осознают, что их теория зашла в тупик, и лихорадочно лавируют. Так, например, ныне покойный гарвардский биолог Стивен Джей Гулд предложил гипотезу “прерывистого равновесия” или “пунктирной эволюции”. Это некий гибрид дарвинизма с “катастрофизмом” Кювье, который постулировал прерывистое развитие жизни через серию катастроф. По мысли Гулда, эволюция происходила скачкообразно, и каждый скачок следовал за каким-нибудь вселенским стихийным бедствием с такой быстротой, что не успевал оставить никакого следа в палеонтологической летописи.

Хотя Гулд и считал себя эволюционистом, его теория подрывает основное положение дарвинского учения о видообразовании посредством постепенного накапливания благоприятных признаков. Впрочем, “пунктирная эволюция” столь же умозрительна и так же лишена эмпирических доказательств, как и классический дарвинизм.

Таким образом, палеонтологические свидетельства решительно опровергают концепцию макроэволюции. Но это далеко не единственное свидетельство ее несостоятельности. Развитие генетики полностью разрушило веру в то, что давление среды может вызвать морфологические изменения. Не счесть мышей, которым исследователи отрубали хвосты в надежде, что их потомство унаследует новый признак. Увы, у бесхвостых родителей упорно рождались хвостатые отпрыски. Законы генетики неумолимы: все особенности организма зашифрованы в родительских генах и напрямую передаются от них потомкам.

Пришлось эволюционистам, следуя принципам своего учения, приспосабливаться к новым условиям. Появился “неодарвинизм”, в котором место классической “адаптации” занял мутационный механизм. По мысли неодарвинистов, отнюдь не исключено, что случайные мутации гена могли породить достаточно высокую степень изменчивости, которая опять-таки могла способствовать выживанию вида и, будучи унаследована потомством, могла закрепиться и дать своим носителям решающее превосходство в борьбе за экологическую нишу.

Однако расшифровка генетического кода нанесла сокрушительный удар по этой теории. Мутации происходят редко и в подавляющем большинстве случаев носят неблагоприятный характер, в силу чего вероятность того, что “новый благоприятный признак” закрепится в какой-либо популяции на достаточно долгий срок, чтобы дать ей преимущество в борьбе с конкурентами, практически равны нулю.

Кроме того, естественный отбор уничтожает генетическую информацию по мере отбраковки признаков, не способствующих выживанию, и оставляет только “отобранные” черты. Но их ни в коей мере нельзя считать “благоприятными” мутациями, ибо эти генетические признаки во всех случаях были изначально присущи популяции и лишь ждали своего часа, чтобы проявиться, когда давление среды “зачистит” ненужный или вредный мусор.

Прогресс молекулярной биологии в последние десятилетия окончательно загнал эволюционистов в угол. В 1996 году профессор биохимии университета Лихай Майкл Бэхи опубликовал нашумевшую книгу “Черный ящик Дарвина”, где показал, что в организме существуют невероятной сложности биохимические системы, которые никак не поддаются объяснению с дарвинистских позиций. Автор описал ряд внутриклеточных молекулярных машин и биологических процессов, отличающихся “неупрощаемой сложностью”.

Этим термином Майкл Бэхи обозначил системы, состоящие из многих компонентов, каждый из которых обладает критической важностью. То есть, механизм может работать только при наличии всех его компонентов; стоит хотя бы одному из них выйти из строя, как вся система разлаживается. Из этого с неизбежностью следует вывод: для того, чтобы механизм мог выполнить свое функциональное предназначение, все его составные части должны были появиться на свет и “включиться” одновременно – вопреки основному постулату теории эволюции.

В книге описаны также каскадные явления, например, механизм свертывания крови, в котором задействовано полтора десятка специализированных белков плюс промежуточные формы, образующиеся по ходу процесса. При порезе в крови запускается многоступенчатая реакция, в которой белки активируют друг друга по цепочке. В отсутствие любого из этих белков реакция автоматически прерывается. При этом каскадные белки высоко специализированы, ни один из них не выполняет никакой иной функции, кроме образования сгустка крови. Иными словами, “они непременно должны были возникнуть сразу в виде единого комплекса”, – пишет Бэхи.

Каскадность – антагонист эволюции. Невозможно себе представить, чтобы слепой, хаотичный процесс естественного отбора обеспечил запасание впрок множества бесполезных элементов, которые пребывают в латентном состоянии до тех пор, пока на свет Божий не появится, наконец-то, последний из них и позволит системе сразу же включиться и заработать на полную мощность. Подобное представление в корне противоречит фундаментальным принципам теории эволюции, что прекрасно сознавал и сам Чарльз Дарвин.

«Если будет доказана возможность существования любого сложного органа, который никоим образом не мог явиться результатом многочисленных последовательных малых изменений, моя теория разлетится в прах”, – откровенно признавал Дарвин. Его, в частности, крайне беспокоила проблема глаза: как объяснить эволюцию этого сложнейшего органа, который обретает функциональную значимость только в самый последний момент, когда все его составные части уже на месте? Ведь, если следовать логике его учения, любая попытка организма начать многоступенчатый процесс создания механизма зрения была бы безжалостно пресечена естественным отбором. И откуда ни с того ни с сего появились развитые органы зрения у трилобитов - первых живых существ на земле?

После публикации “Черного ящика Дарвина” на его автора обрушился град яростных нападок и угроз (в основном в интернете). Причем подавляющее большинство поборников теории эволюции выражало уверенность в том, что “дарвинская модель происхождения неупрощаемо сложных биохимических систем излагается в сотнях тысяч научных публикаций”. Однако ничто не может быть дальше от истины.

Предвидя, какую бурю вызовет его книга, работая над ней, Майкл Бэхи погрузился в изучение научной литературы, чтобы составить представление о том, как эволюционисты объясняют происхождение сложных биохимических систем. И… не нашел ровным счетом ничего. Оказалось, что не существует ни единой гипотезы эволюционного пути образования подобных систем. Официальная наука устроила заговор молчания вокруг неудобной темы: ей не было посвящено ни одного научного доклада, ни одной ученой монографии, ни одного научного симпозиума.

С тех пор было предпринято несколько попыток выработать эволюционную модель образования систем такого рода, но все они неизменно терпели неудачу. Многие ученые натуралистической школы отчетливо понимают, в каком тупике оказалась их любимая теория. «Мы принципиально отказываемся поставить разумный замысел на место диалога случая и необходимости, – пишет биохимик Франклин Хэролд. – Но при этом мы должны признать, что, если не считать бесплодных спекуляций, по сей день никому не удалось предложить детального дарвинистского механизма эволюции какой-либо биохимической системы”.

Вот так: принципиально отказываемся, и все тут! Прямо как Мартин Лютер: «Здесь я стою и не могу иначе»! Но вождь Реформации хотя бы обосновал свою позицию 95 тезисами, а тут один только голый принцип, продиктованный слепым поклонением господствующей догме, и ничего более. Верую, о Господи!

Еще более проблематичной представляется неодарвинистская теория самозарождения жизни. К чести Дарвина, он этой темы вообще не касался. В его книге речь идет о происхождении видов, а не жизни. Но последователи основоположника пошли на шаг дальше и предложили эволюционное объяснение самого феномена жизни. Согласно натуралистической модели, барьер между неживой природой и жизнью был преодолен стихийно благодаря сочетанию благоприятных условий среды.

Однако концепция самозарождения жизни построена на песке, ибо она входит в вопиющее противоречие с одним из самых фундаментальных законов природы – вторым законом термодинамики. Он гласит, что в замкнутой системе (в отсутствие целенаправленного подвода энергии извне) неизбежно возрастает энтропия, т.е. уровень организации или степень сложности такой системы неумолимо снижается. А обратный процесс невозможен.

Великий английский астрофизик Стивен Хокинг в своей книге “Краткая история времени” пишет: “Согласно второму закону термодинамики, энтропия изолированной системы всегда и во всех случаях возрастает, а при слиянии двух систем энтропия комбинированной системы выше, чем сумма энтропий входящих в нее индивидуальных систем”. Хокинг добавляет: “В любой замкнутой системе уровень дезорганизации, т.е. энтропия, неизбежно возрастает во времени”.

Но если энтропический распад – судьба любой системы, то абсолютно исключается возможность самозарождения жизни, т.е. спонтанное повышение уровня организации системы при прорыве биологического барьера. Самозарождение жизни при любых обстоятельствах должно сопровождаться возрастанием степени сложности системы на молекулярном уровне, а этому препятствует энтропия. Хаос не может сам по себе порождать порядок, это запрещено законом природы.

Еще один удар нанесла концепции самозарождения жизни теория информации. Во времена Дарвина наука полагала, что клетка – это просто примитивная емкость, заполненная протоплазмой. Однако с развитием молекулярной биологии выяснилось, что живая клетка представляет собой механизм невероятной сложности, несущий непостижимое количество информации. Но информация сама по себе из ничего не возникает. Согласно закону сохранения информации, ее количество в замкнутой системе никогда и ни при каких обстоятельствах не возрастает. Давление извне может вызвать “перетасовку” информации, уже имеющейся в системе, но ее общий объем сохранится на прежнем уровне или уменьшится вследствие возрастания энтропии.

Словом, как пишет всемирно известный английский физик, астроном и научный фантаст сэр Фред Хойл: «Не существует ни крупицы объективных свидетельств в пользу гипотезы о том, что жизнь спонтанно зародилась в органическом супе у нас на земле». Соавтор Хойла астробиолог Чандра Викрамасингх выразил ту же мысль более красочно: «Вероятность самозарождения жизни столь же ничтожна, как вероятность того, что ураганный ветер, проносясь над свалкой, одним порывом соберет из мусора исправный авиалайнер».

Можно привести множество других доказательств, опровергающих попытки представить эволюцию как универсальный механизм зарождения и развития жизни во всем ее многообразии. Но и приведенных фактов, полагаю, достаточно, чтобы показать, в каком затруднительном положении оказалось учение Дарвина.

И как же реагируют на все это поборники эволюции? Некоторые из них, в частности, Фрэнсис Крик (разделивший с Джеймсом Уотсоном Нобелевскую премию за открытие строения ДНК), разочаровались в дарвинизме и уверовали в то, что жизнь на землю занесена из космоса. Первым эту идею выдвинул еще столетие с лишним назад другой нобелевский лауреат, выдающийся шведский ученый Сванте Аррениус, предложивший гипотезу «панспермии».

Однако сторонники теории обсеменения земли зародышами жизни из космоса не замечают или предпочитают не замечать, что такой подход лишь отодвигает проблему на одну ступень, но отнюдь не решает ее. Допустим, что жизнь действительно занесена из космоса, но тогда возникает вопрос: а откуда она там взялась – самозародилась или была сотворена?

Разделяющие эту точку зрения Фред Хойл и Чандра Викрамасингх нашли изящно-иронический выход из положения. Приведя в своей книге «Эволюция из космоса» (Evolution from Space) массу доводов в пользу гипотезы о том, что жизнь была занесена на нашу планету извне, сэр Фред и его соавтор спрашивают: а как зародилась жизнь там, вне земли? И отвечают: известно как – ее создал Всевышний. Иными словами, авторы дают понять, что они поставили перед собой узкую задачу и за пределы ее выходить не собираются, им это не по зубам.

Однако основная масса эволюционистов категорически отвергает любые попытки набросить тень на их учение. Гипотеза разумного замысла, словно красная тряпка, которой дразнят быка, вызывает у них пароксизмы безудержной (так и подмывает сказать - животной) ярости. Эволюционный биолог Ричард фон Стернберг, не разделяя концепции разумного замысла, тем не менее позволил напечатать в руководимом им журнале Proceedings of the Biological Society of Washington научную статью в поддержку этой гипотезы. После чего на редактора обрушился такой шквал ругани, проклятий и угроз, что он вынужден был обратиться за защитой в ФБР.

Позицию эволюционистов красноречиво суммировал один из наиболее голосистых дарвинистов – английский зоолог Ричард Докинз: «Можно с абсолютной уверенностью утверждать, что любой, кто не верит в эволюцию, является либо невеждой, либо дураком, либо умалишенным (а может, и подонком, хотя в последнее не хочется верить)». Одной этой фразы достаточно, чтобы утратить всякое уважение к Докинзу. Словно ортодоксальные марксисты, ведущие войну с ревизионизмом, дарвинисты не спорят с оппонентами, а обличают их; не дискутируют с ними, а предают их анафеме.

Это классическая реакция господствующей религии на вызов со стороны опасной ереси. Такое сравнение вполне уместно. Подобно марксизму, дарвинизм давно выродился, окаменел и превратился в косную псевдорелигиозную догму. Да, кстати, его так и называли - марксизм в биологии. Сам Карл Макс восторженно приветствовал теорию Дарвина как «естественно-научный базис классовой борьбы в истории».

И чем больше прорех обнаруживается в обветшавшем учении, тем яростнее сопротивление его адептов. Под угрозой оказалось их материальное благополучие и душевный комфорт, рушится все их мироздание, а нет гнева безудержнее, чем гнев правоверного, чья вера рушится под ударами неумолимой реальности. Они будут зубами и ногтями цепляться за свои убеждения и стоять до последнего. Ибо когда умирает идея, она перерождается в идеологию, а идеология абсолютно нетерпима к конкуренции.

nbsp;  

Мы ж, видящие всё,

что день нам видеть дал,

Не можем слов найти

для песен и похвал .

УильямШекспир. Сонет 106

(пер. Н. Гербеля

Обыденный человеческий разум не может принять, что наш прекрасный зелёный окружающий мир, населенный миллионами живых существ, с нами во главе мог возникнуть сам по себе, без всякого замысла со стороны, что это лишь результат эволюции живой природы. Замысел, план, смысл вот элементы, сопровождающие деятельность человека на протяжении всего известного срока его существования. Поэтому, человеку внутренне присуще теологическое мышление. Тучи на небе затем, чтоб из них шел дождь, солнышко всходит, чтобы освещать Землю, и т.д. Отсюда только пол шага, до признания того, что существует высший замысел. И вот именно это зафиксировано в Библии.
Даже американский биолог Коллинз лукаво назвал свою книгу, посвященную расшифровке генома человека

«Расшифровка божественных чертежей ».

Ну, понятно, что книгу нужно продвигать, а Америка религиозная страна и чтобы лучше покупалась, пришлось немного пожертвовать принципами.
Чарлз Дарвин родился 12 февраля 1809 года в Англии. Пятый из шести детей состоятельного врача и финансиста Роберта Дарвина. Летом 1825 года, он выступает в роли ассистента-ученика и помогает отцу в его медицинской практике, оказывая помощь беднякам. Видимо по совету Отца, он поступаетв в Эдинбургский университет, где изучает медицину.(1825-1827г)
Во время обучения он нашёл, что лекции скучны, а хирургия причиняет страдания, поэтому он забрасывает обучение медицине.
В это время он ассистирует Роберту Эдмонду Гранту в его исследованиях анатомии и жизненного цикла морских беспозвоночных. На заседаниях общества, в марте 1827 года, Дарвин представляет краткие сообщения о своих первых открытиях, которые меняли его взгляд на привычные вещи.
В течение второго года пребывания в Эдинбурге Дарвин посещает курс естественной истории Роберта Джемсона, который охватывал геологию. В тот же год он изучил классификацию растений и принимал участие в работе с обширными коллекциями в Университетском музее, одном из крупнейших музеев Европы того периода.
Отец Дарвина узнав, что сын забросил обучение медицине, был раздосадован и предложил ему поступить в Кембриджский христианский колледж и получить
сан священника Англиканской церкви.(1828-1831г)

В Кебридже он ханимается не только изучением богословия. Там он познакомился с энтомологией и сблизился с людьми, увлекающимися коллекционированием насекомых. В результате у него просыпается страсть к коллекционированию жуков.
Он становится близким другом и последователем профессора ботаники Джона Стивенса Генслоу.
В 1831 году по окончании университета Дарвин в качестве натуралиста несмотря на полученое религиозное образование, по рекомендации Генслоу отправился в кругосветное путешествие на экспедиционном судне королевского флота «Бигль», откуда вернулся в Англию лишь 2 октября 1836 года.
Путешествие продолжалось без малого пять лет. Большую часть времени Дарвин проводит на берегу, изучая геологию и собирая коллекции по естественной истории, в то время как «Бигль» под руководством Фицроя осуществлял гидрографическую и картографическую съёмку побережья.
Во время своего путешествия по всем континентам он видимо заболел какой то загадочной болезнью от которой уже никогда не мог вылечиться. С детства он отличался крепким здоровьем и даже мог сделаться спортсменом, так как удивительно быстро бегал.
Только по возвращении из путешествия в 1837 г., он поставил себе вопрос о происхождении видов и решил приступить к его разработке. В 1839 г., по прочтении книги Мальтуса, у него вполне отчетливо формулировалась идея естественного отбора.
В 1859 году Дарвин опубликовал труд «Происхождение видов путём естественного отбора, или сохранение благоприятствуемых пород в борьбе за жизнь»
Теория Чарльза Дарвина была разработана так тщательно, опиралась на такую громаду фактов, объясняла столько загадочных явлений, наконец, указывала столько новых путей для исследования, что утвердилась в науке с замечательною быстротой, несмотря на ожесточенные нападки противников трансформизма
В 1868 году Дарвин опубликовал свой второй труд на тему эволюции — «Изменение животных и растений в домашнем состоянии» в который вошло множество примеров эволюции организмов.
В 1871 году появился ещё один важный труд Дарвина — «Происхождение человека и половой отбор», где Дарвин привёл аргументы в пользу естественного происхождения человека от животных (обезьяноподобных предков).

Об эволюции

Нужно понимать, что эволюция и принцип естественного отбора, могут работать только при наличии возможности передачи наследственной информации. Теперь мы знаем, что эта информация записывается в геноме, совокупности генов данной особи. Без генов эволюция невозможна. Дарвин не знал, где она записывается, но результаты наблюдений указывали ему на сам этот факт. Согласно современному представлению Р.Докинза особь это только тело для перемещения генов. Тела живут и умирают, гены остаются.
Эволюция, обусловленная естественным отбором, состоит в том, что особи с определенными генотипами и фенотипами оставляют больше выживающих и размножающихся потомков, чем особи других генотипов, которые чуть меньше приспособлены. Поэтому эволюция - это изменение генетического состава популяции
Эволюция -незапрограммированный процесс. Эта незапрограммированность обеспечивает нецеленаправленное развитие.
На первый взгляд может показаться, что понять работу принципа естественного отбора просто. Но простота эта кажущаяся. В каждом конкретном случае надо отдельно разбираться. Взаимоотношения различных живых существ друг с другом сложны и многообразны. Мы не в силах проследить все связи. Здесь все влияют на всех.

Реакция Марксистов

Маркс будучи моложе Дарвина на 10 лет впервые прочел "Происхождение видов" всего через год после публикации, и книга настолько пришлась ему по душе, что два года спустя он перечитал ее еще раз.
Он посещал лекции Томаса Гексли, посвященные идеям Дарвина, и "месяцами не говорил ни о чем, кроме Дарвина и огромного значения его научных открытий".
Книга Дарвина очень важна; она служит основой моей идеи естественного отбора в классовой борьбе на протяжении истории. Она не только нанесла смертельный удар "телеологии" в естествознании и эмпирически объяснила ее рациональный смысл".
Еще один марксист Лев Троцкий писал, "Открытие Дарвина - это величайший триумф диалектики в области всей органической материи".

Ничего глупее просто нельзя придумать. Если бы только Дарвин прочитал что нить из диамата, его здоровье окончательно и бесповоротно расстроилось бы.

Маркс, Энгельс, Ленин, толковали дарвинизм в соответствии со своими философскими взглядами. Суть дарвинизма они не поняли.
Можно с уверенностью утверждать, что если бы Дарвин тоже был философ, то он никогда не написал бы «Происхождение видов…».
Дело в том, что философы не утруждают себя изучением конкретных явлений, они «вооружены» высшими знаниями обо всем, а конкретные факты обязаны укладываться в отведенные им философом рамки. Такова на деле эта их диалектика
У Дарвина Максу больше всего понравился термин «Борьба за сосуществование».
Она очень гармонировала с его «классовой борьбой»
Но это совсем разные понятия. У Маркса борьба это борьба не на жизнь, а на смерть. У Дарвина это термин в очень широком смысле.
Карл Маркс даже посвятил Дарвину первое немецкое издание своей книги "Капитал" и подписал на титульном листе "Чарльзу Дарвину от пылкого поклонника".
Дарвин не принял этого посвящения.
В свою очередь Энгельс в своей книге "Диалектика Природы" (The Dialectics of Nature), несомненно, написанную под влиянием идей "Происхождения видов…", чрезвычайно высоко оценил учение Дарвина и попытался внести свой вклад в развитие теории, посвятив этому целую главу книги: "Роль труда в процессе формирования человека от обезьяны".

В этом труде, Энгельс крепко стоит на позиции Ламарка, который считал, что приобретенные признаки наследуются. Поэтому у Энгельса, человек все больше развивал конечности в труде, они поэтому и совершенствовались. Так написать можно только не усвоив приемы анализа, применяемые Дарвином в его книге. Но у философов свои приемы познания.
Через 100 лет после Энгелься, наш Великий мистификатор Т. Лысенко под философским прикрытием академика Презента сумел доказать руководству страны что, путем воспитания можно рожь превратить в пшеницу. А были уже известны и гены и хромосомы.
Но их заклеймили как выдумки буржуазной науки и ввели новые ругательные слова -Менделисты-морганисты.
Вот как наше(советское) признание Дарвина превратилось в свою противоположность. А наука разделилась на нашу отечественную и буржуазную
Трудно понять, почему умные люди (Маркс, Энгельс, Ленин, Плеханов, Троцкий и др.) не могли понять и принять принципов естественного отбора так подробно изложенных и иллюстрированных на множестве примеров у Дарвина.
Ключ к разгадке дает откровенное высказывание Энгельса.

В 1883 г. Ф. Энгельс дал дарвинизму диалектическую оценку -
«В учении Дарвина я согласен с теорией развития, дарвиновский же способ доказательства (борьба за существование, естественный отбор) считаю всего лишь первым, временным, несовершенным выражением только что открытого факта»
Но именно способ доказательства эволюции составляет суть дарвинского учения.

Таким образом, Энгельс надеется со временем найти более подходящее диалектическое объяснение эволюции, чем естественный отбор, который ну никак ни куда не лезет в их догматическую концепцию.
Обычный философский способ обойти некоторую трудность - отбросить её, забыть, сделать вид, что ничего нет. Но эволюция слишком значительный факт, чтобы его можно было игнорировать.
Получив философское образование, классики считали себя обладателями некого высшего знания, которое как ключ позволяет проникнуть в любую другую область знания и поставить там, где не побывала еще борода марксиста, все с головы на ноги, как они «сделали» с диалектикой Гегеля.
Когда Маркс работал над Капиталом, он писал, что изучает алгебру (Видно этому предмету философов вообще не учили). Но в Капитале он осилил только простейшие линейные уравнения, квадратный трехчлен, который изучают школьники в 5 классе, для Маркса был недоступен.
Великий экономист 20 столетия Джон Мейнард Кейнс считал „Капитал“ Маркса устаревшим учебником по экономике, не только ошибочным с экономической точки зрения, но и лишенным интереса и практического применения.
В СССР насаждение марксистской экономики в 1930-е годы сопровождалось разгромом отечественной экономической школы мирового класса (Николай Кондратьев, Василий Леонтьев, Александр Чаянов).
Если смотреть на жизнь сквозь мутные очки диалектики, то увидеть можно не много, а способ мышления оказывается запрограммированным. Ортодоксальность мышления и не давала понять всем марксистам не укладывающуюся в их догмы, но по существу простую идею. Другого объяснения я найти не могу.

Начиная с "Манифеста Коммунистической партии"(1848), К.Марксом, Ф.Энгельсом, а впоследствии В.И.Лениным разработаны основы коммунистической идеологии, выработан план построения социализма. Все это начало активно внедряться на практике в России. Но, как теперь мы уже можем определенно сказать, не имело успех. Более того, потерпело сокрушительное фиаско. В чем же причины такой очевидной неудачи? Почему столь романтическая идея потерпела крах? Где ошиблись основоположники коммунизма? Анализу этих вопросов и посвящена работа, написанная в конце 1980-х - начале 1990 годов, и, судя по направленности мысли некоторых социологов (см. введение), до сих пор сохранившая свою актуальность.

Сладкий яд утопии

В 1859 году, когда Маркс и Энгельс полным ходом разрабатывали свою теорию коммунизма, вышла в свет книга Чарльза Дарвина "О происхождении видов путем естественного отбора", которая весьма недвусмысленно указывала на место человека в общем ряду со всеми прочими организмами биосферы и об их подчинении единым законам природы. Однако столь скромное место далеко не всех устраивало, не устроило оно и классиков коммунизма.

Все биологические системы, будь то вирус, человеческий организм или сообщества животных являются саморегулирующимися, и осуществляется эта регуляция, как известно, по принципу обратной связи. Этот же принцип заложен и в экономической системе, построенной на рыночных отношениях, вмешательство государства в этот механизм весьма ограничено. Марксизм же предлагает разрушение обратных связей и тотальный централизованный контроль. Какими соображениями руководствовались классики марксизма, предлагая этот путь, можно понять, исследуя их представления о теории эволюции.

Труд Дарвина глубоко оскорбил основоположников коммунизма в лучших чувствах ко всему человечеству. "Дарвин не подозревал, какую горькую сатиру он нарисовал на людей и, в особенности на своих земляков, когда он доказывал, что свободная конкуренция, борьба за существование, прославляемая экономистами как величайшее историческое достижение, является нормальным состоянием мира животных . Лишь сознательная организация общественного производства с планомерным производством и планомерным распределением может поднять людей над прочими животными..." .

Вот оказывается для чего следует уничтожить принципы обратной связи, чтобы "поднять людей над прочими животными"!

Психологически такое желание вполне понятно - природа, увы, не обладает моралью, каждую секунду на земле погибает астрономическое количество живых существ, проигравших в борьбе за существование. Такая расточительность природы есть плата за эволюцию, и, между прочим, никому не приходит в голову ликвидировать сию вселенскую несправедливость посредством борьбы с принципами обратной связи, регулирующими все эти процессы, тем более, что отдельные эксперименты в этом направлении, как правило, заканчиваются весьма плачевно. Вспомним, например, знаменитый эпизод избиения волков во благо зайцев, после чего зайцы благополучно погибли от эпидемий. Природа всегда мстит за попытки исправить ее законы.

Вернемся, однако, к классикам. Теория Дарвина первоначально произвела на них благоприятное впечатление, но только до тех пор, пока, на их взгляд, лила воду на их мельницу. "Книга дает естественно историческую основу для наших взглядов" . Но как только они заметили, что теория Дарвина аналогична рыночному принципу, "прославляемому экономистами", как великий Чарльз Дарвин им резко разонравился. "Все дарвиново учение о борьбе за существование является просто-напросто перенесением из общества в область живой природы гоббсова учения о bellum omnium contra omnes (война всех против всех) и буржуазного экономического учения о конкуренции, а также мальтусовской теории народонаселения. Проделав этот фокус (безусловная правомерность которого - в особенности, что касается мальтусовского учения - еще очень спорна - Л.О.-Д.), очень легко потом опять перенести эти учения из истории природы обратно в историю общества" .

Осмелюсь заступиться за "фокусника" Дарвина, для которого теория Мальтуса действительно послужила ключом к объяснению происхождения видов. Однако, для такого "просто-напросто" перенесения даже гениальности Дарвина было недостаточно (да и небезопасно по тем временам), не будь у него великолепной естественнонаучной базы и огромного количества неопровержимых фактов, собранных им в течение 20-ти лет, которые, в конечном счете, и убедили в правоте его теории весь мир, но только не Маркса и Энгельса.

Маркс и Энгельс, заклеймив теорию Мальтуса, "вместе с водой выплескивают и ребенка". А между тем, гениальное озарение, ведущее к великим открытиям, наступает порой и под воздействием более прозаических явлений, чем научная теория. Например, легендарное яблоко, упавшее на голову Ньютона, или архимедова ванна, а иногда уже доказанные научные истины не могут пробиться сквозь косность или предвзятость современников.

Совершенно непонятно, что именно в данном случае подразумевается под словом "перенос". Единственное, что мог бы Дарвин "просто-напросто перенести", так это просто-напросто сам факт существования этой борьбы, а он, как говорится, налицо как в человеческом обществе, так и во всей остальной биосфере. Впрочем, Маркс отнюдь не был столь уж ревностным поклонником чистоты границ между областями наук. В письме Лассалю 1861 г. он пишет: "Очень значительная книга Дарвина, она годится мне, как естественнонаучная основа понимания исторической борьбы классов". Стало быть, для борьбы классов годится, а для учения о конкуренции не годится. Причины такой дискриминации вполне понятны: если признать, что конкурентная борьба является естественным процессом, происходящим в человеческом обществе, то придется согласиться и с тем, что в биосфере борьба за существование является движущей силой эволюции. Следовательно, есть все основания предположить, что конкурентная борьба является движущей силой прогресса, а поскольку конкурентная борьба и борьба классов вполне объединяются под общим названием "борьбы за существование", то в дальнейшем Маркс предпочитал понимать историческую борьбу классов без книги Дарвина.

Энгельс также не отличался особой последовательностью взглядов в понимании движущих сил эволюции. Эту фразу о цирковых талантах Чарльза Дарвина можно прочитать и в письме Энгельса к Петру Лавровичу Лаврову, написанному в 1875 году , но уже в "Анти-Дюринге"(1871-1878) содержится критика этого положения. "Прежде всего Дарвину ставится в упрек, что он переносит теорию народонаселения Мальтуса из политической экономии в естествознание" , и далее на нескольких страницах идет спор с Дюрингом в пользу Дарвина и Геккеля. Можно было бы предположить, что взгляды Энгельса изменились, но, по всей видимости, они из-менились только на время, чтобы "разгромить" Дюринга, так как в дальнейшем они возвращаются на уровень 1875 года. Что же принять за основу, если взгляды ученого, мягко выражаясь, не отличались постоянством? Вероятно, его последнюю работу, если, конечно, не допускать, что он к тому времени уже утратил ясность мысли.

Таким трудом у Энгельса является "Диалектика природы", на ней я и основывалась, хотя и приходится часто слышать справедливое замечание, что она де не закончена. Конечно, следуя логике приведенных выше фактов, можно предположить, что если бы Энгельс ее закончил, мы смогли бы прочитать нечто совершенно противоположное, но если не прибегать к помощи спиритистов, остается довольствоваться тем, что есть.

Кроме того, наша задача состоит не в том, чтобы склочно выискивать у классиков противоречивые высказывания и выдвигать обвинения в научной недобросовестности, а в том чтобы выделить именно ту линию в их понимании законов природы, которая и привела к формированию нового "антидарвиновского" направления в естествознании. Конечно, оно было не единственным, и до Дарвина, и в его время вплоть до наших дней выдвигались, выдвигаются и, по всей вероятно-сти, будут выдвигаться все новые и новые гипотезы движу-щих сил эволюционного процесса, некоторые из них допол-няют учение Дарвина, другие ему противоречат, но ни одна из них не привела к столь печальным последствиям, которые нам довелось пережить.

Неизвестно кого первого осенила мысль обвинить Дарвина в плагиате - Маркса, Энгельса или Дюринга, но она настолько понравилась классикам, что повторяется в их работах многократно, а следовательно, ее можно считать программой в понимании ими учения своего великого современника. Но что остается от теории Дарвина, если из нее вычеркнуть борьбу за существование?!

В 1862 году Маркс пишет Энгельсу:"...меня забавляет его (Дарвина - Л.О.-Д..) утверждение, что он применяет "мальтусовскую" теорию также к растениям и животным..." . Возможность такого применения так позабавила Маркса, что он счел, вероятно, Дарвина за человека несерьезного, и уделял очень мало внимания его теории образования видов.

Другое дело Энгельс, он не только приводит формулу о большой любви Дарвина к теории Мальтуса, но и существенно "дополняет" причины видообразования, находит "ошибки", приводит "доказательства". "Ошибка Дарвина заключается именно в том, что он в своем "естественном отборе или выживании наиболее приспособленных" смешивает две совершенно разные вещи:

1. Отбор под давлением перенаселения, где наисильнейшие, быть может и выживают в первую очередь, но могут оказаться вместе с тем и наислабейшими в некоторых отношениях (здесь, вероятно, Энгельс понимает "отбор под давлением перенаселения" в самом прямом смысле слова - как физическую схватку - Л.О.-Д.).

2. Отбор благодаря большей способности приспособления к изменившимся обстоятельствам, где выживающие индивиды лучше приспособлены к этим обстоятельствам..." .

Стало быть драка это одно, а приспособление к обстоятельствам - другое, и смешивать эти две "совершенно разные вещи" будет ошибкой. Но думаю, что погибающее, например, от голода животное с Энгельсом не согласится, ибо ему, в сущности, безразлично отбирает ли корм у него более сильный сосед или засуха уничтожила кормовую базу всей популяции данного вида. Более того, для него вообще безразлично от чего умирать: от холода ли, от голода или быть съеденным своими собратьями (это лирический вопрос, какая смерть лучше - на плахе, в петле или на электрическом стуле, в любом случае молочный суп предпочтительнее), для него главное - выжить и дать плодовитое потомство, тем самым, следовательно, утвердить в биосфере преимущества собственного генотипа.

Для изучения экологии организмов, конечно, все детали жизни важны, но в том и состоит гениальность Чарльза Дарвина, что он сумел обобщить все многообразие жизни и увидел движущие силы эволюции в выживании наиболее приспособленных ко всему комплексу окружающих условий, да еще и назвал этот процесс емкой формулой ("тощей и односторонней" по мнению Энгельса) - "борьба за существование".

"До Дарвина его теперешние сторонники подчеркивали как раз гармоничное сотрудничество в органической природе, указывая на то, как растения доставляют животным пищу и кислород, а животные доставляют растениям удобрения, аммиак и углекислоту. Но лишь только было признано учение Дарвина, как эти самые люди стали повсюду видеть только борьбу" . Неизвестно, кто такие "эти самые люди", но совершенно очевидно, что сам Энгельс не смог преодолеть бытового смысла слова "Борьба" и в результате понял борьбу за существование весьма вульгарно, как тотальное взаимное из-биение всего живого на нашей планете.

Если бы Энгельс в своей критике учения Дарвина ограничился только сомнительным разделением некоторых форм приспособлений организмов к окружающей среде, смысл которого можно объяснить, разве что, глубоким отвращением классика к физическому насилию. Однако он обратил свое внимание на более глубокие законы природы, на движущие силы эволюции, что привело в дальнейшем к весьма драматическим последствиям, чего, к сожалению, не мог предвидеть вели-кий гуманист.

"...виды изменяются - старые вымирают, а их место занимают новые, более развитые (правильнее было бы сказать более приспособленные - Л.О.-Д.) ...например, при переселении растений и животных в новые места, где новые климатические, почвенные и прочие условия вызывают изменения" . Стало быть, Энгельс видит причины эволюции в изменениях, возникающих под влиянием окружающей среды, причем считает возможным "...обеспечить весь процесс развития, не нуждаясь в отборе и мальтузианстве" .

Еще более фантастичны представления Энгельса о наследственности: "Современное естествознание признает наследственность приобретенных свойств и этим расширяет субъект опыта, распространяя его с индивида на род: теперь уже не считается необходимым, чтобы каждый отдельный индивид лично испытывал все на своем опыте; его индивидуальный опыт может быть до известной степени заменен результатами опыта ряда его предков. Если, например, у нас математические аксиомы представляются каждому восьмилетнему ребенку чем-то само собой разумеющимся, не нуждающимся ни в каком опытном доказательстве, то это является лишь результатом "накопленной наследственности" .

Эта теория эволюции Энгельса, игнорирующая отбор и утверждающая передачу по наследству опыта предков вплоть до математических аксиом, может иметь успех в наше время разве что у восьмилетнего ребенка, но если бы ученые всего мира не смели оспаривать эту теорию, то вероятнее всего, генетика вообще не сформировалась бы как наука. Поэтому утверждение И.Т.Фролова, что "Марксизм...не исключает, наоборот предполагает исследование его (челове-ка - Л.О.-Д.) биологической природы, его генетики" - можно расценить, как желание советского ученого быть большим роялистом, чем сам король.

Для сравнения взглядов Энгельса с современной наукой проведем маленький экскурс по курсу общей биологии для средней школы.

Генетика блестяще подтвердила теорию Дарвина. Со-гласно ее законам, генотип любого организма стабилен всю жизнь и никакие внешние условия не могут его изменить. Только в процессе оплодотворения возникает новый набор, который все же значительно ближе к родительским формам, нежели к генотипу любого другого организма. И вот с этим относительно новым набором дочернему организму суждено жить всю жизнь, которая, в свою очередь, и выявит насколько удачно скомпоновались родительские гены. Но эти изменения происходят ненаправленно. Мы можем только путем отбора производителей с желательными качествами получать необходимые формы.

Конечно, среда играет большую роль в формировании и жизни организма. Если мы будем содержать корову в прекрасных условиях, но она будет иметь генетически низкие по-казатели по удоям, то она сможет давать больше молока, чем корова лучшей молочной породы, но содержащаяся в суровых условиях централизованного планирования. Однако по наследству эти качества не передаются. И сколько первую корову не воспитывай, сколько не прельщай ее званием "медалистки" и поездкой на ВДНХ СССР, как это было принято в свое время в нашей стране, со второй коровой ни ей, ни, вероятнее всего, ее потомству, по удоям не сравниться, но при условии одинакового содержания.

Таким образом, среда формирует организм в пределах его генотипа, и никакие изменения, возникшие под действием окружающей среды, по наследству не передаются, новое поколение все начинает с нуля, так, будто бы все его предки не испытывали вообще никакого влияния окружающей среды. Сам факт появления потомства свидетельствует о том, что родительский генотип вполне отвечает требованиям среды, что именно эта наследственная информация, позволившая им выжить, имеет право продолжать "родословную" данного вида в новых различных вариантах, так как имеет неоспоримое преимущество перед своими собратьями, не дожившими до половозрелого возраста или по другим причинам не оставившими потомства и, следовательно, проигравшими в борьбе за существование.

Маркс и Энгельс не были профессиональными биологами, и любой дарвинист без труда справился бы с жупелом мальтузианства. Но вся беда в том, что их работы были канонизированы, и любые сомнения в стерильной безгрешности каждой буквы их трудов (и, как правило, именно той буквы, которая в данный момент была официально признанной) расценивались как страшная крамола, а в иные времена, выражаясь профессиональным языком не способствовали выживанию.

И тут перед нами встает зловещая тень незабвенного академика Лысенко, в учении которого марксизм (в области естествознания) достиг своего апогея. Академик не только отрицал наличие отбора и его ведущую роль в эволюции, но и дал собственное толкование изменения наследственности организмов, которое происходит, по его мнению, за счет изменения метаболизма под воздействием среды.

Итак, мы можем отметить два взаимно исключающих направления в естествознании, фундаментальные принципы которых следующие:

I 1. Генетический код организма стабилен всю его жизнь.

2. Мутационный процесс происходит ненаправленно, все изменения нового организма случайны.

3. Новые формы возникают за счет выживания наиболее приспособленных.

II 1. Наследственная информация подвергается постоянным изменениям в процессе жизни организма.

2. Все изменения адекватны.

3. Новые формы возникают за счет этих изменений наследственности под действием окружающей среды. Борьбы за существование нет.

Первое направление создано дарвинизмом, генетикой, обобщено современной синтетической теорией эволюции, опирается на факты научных исследований.

Второе - чисто эмоциональное, направленное не на познание истины, а на дискредитацию оппонента любыми средствами. Отсюда и соответствующие методы: отрицание фак-тов, наклеивание ярлыков, противоречивые высказывания, "научная" аргументация, такая, как: обвинение в "антинародности" и "приверженности к буржуазным пережиткам", призывы к партийности в науке и т.д. и т.п. А как иначе бороться с фактами? Другого пути просто нет.

Если Маркс и Энгельс предполагали достаточным для "поднятия людей над прочими животными" ввести "планомерное производство и планомерное распределение", то Лысенко находился в более сложных условиях, так как планомерное хозяйство уже было, однако люди не спешили "подыматься" и все норовили жить по-старинке - наживая добро, приторговывая, нарушая плановое ведение хозяйства своими незапланированными действиями. Поэтому первоочередной задачей стало "воспитание нового человека", без которого становилось немыслимым построение нового общества, но именно эта задача с точки зрения естественных наук и особенно генетики является абсолютно невыполнимой. Данное утверждение заслуживает особого внимания и, как любое другое, требует доказательства, а потому оставим пока Маркса и марксистов и обратимся к генетике человека и проблемам воспитания.

Генетика поведения - относительно молодая наука и находится сейчас в стадии становления, хотя уже достигнутые ею успехи трудно переоценить. Изучение различных групп животных от бактерий до приматов убедительно свидетельствует о наличии генетического контроля над самыми разнообразными поведенческими реакциями. Изучать генетику поведения человека значительно сложнее, так как большинство методов, используемых для животных, к человеку неприменимы из этических соображений. И все же исследования ве-дутся весьма энергично, разрабатываются новые методики, накапливаются факты.

Конечно, человеку хотелось бы верить, что в отличие от других животных все его действия являются исключительно актами свободной воли и что он сам, таким образом, определяет собственную судьбу. Однако более странно прозвучало бы такое предположение, что генотип, контролируя огромное большинство физических параметров, не оказывает никакого влияния на поведение человека, хотя сами физические показатели такое влияние оказывают. Впрочем, крайне ярко выраженные примеры генетического контроля над поведением человека известны уже давно. Например, синдром Дауна, при котором появление добавочной хромосомы вызывает физические уродства, а также замедленное умственное, физическое и половое развитие. Встречаются и другие хромосомные изменения, оказывающие сильное влияние на поведение. Как известно, у человека имеется две половые хромосомы XX "женщины" и XY "мужчины". Однако, встречаются женщины с кариотипом XXX, XXXX и даже XXXXX, но, к сожалению, такие индивиды не отличаются сверхженскими качествами, более того, женщины с кариотипом XXX отличаются снижением коэффициента умственного развития, а с кариотипом XXXX и XXXXX серьезными умственными расстройствами и неспособны иметь детей . Мужчины с "кариотипом XYY - это в высшей степени безответственные и инфантильные ин-дивидуумы, у которых склонность к преступности проявляется в очень раннем возрасте". Такой вывод сделали Прайс и Уотмор, изучая заключенных в больнице одной из тюрем Шотландии .

Кроме перечисленных выше известно множество раз-личных хромосомных аномалий, оказывающих существенное влияние на поведение. Трудно себе представить, чтобы связь между генотипом человека и его поведением ограничивалась столь серьезными хромосомными патологиями, логичнее было бы предположить, что генетический контроль над поведением осуществляется не только в случае генетических аномалий, но и в нормальном состоянии. В настоящее время наука уже располагает экспериментальными данными о влиянии генотипа на такие важные поведенческие признаки как: беглость речи, способность к пространственному воображению, внимательность и т.д. Особенно много работ посвящено влиянию генетической программы на интеллект в связи с его большим влиянием на общую структуру личности. Не будем подробно рассматривать методы и результаты этих работ, процитируем только выводы, сделанные Уилсоном на основании многолетних исследований близнецов, воспитывающихся в различных условиях. "Индивидуальные различия интеллекта у людей никогда не будут сглажены, несмотря на все совершенства методов и энтузиазм воспитателей.

Генотипически обусловленные различия имеют слишком глубокие корни, чтобы их могла устранить специальная тренировка. Но максимальная реализация умственных способностей каждого ребенка - цель вполне реальная...". Аналогичные выводы можно сделать на основании знакомства с исследованиями, проведенными с целью выяснения зависимости умственных способностей детей от умственных способностей их истинных родителей и приемных. Оказалось, что умственные способности детей в любом случае гораздо ближе к их истинным родителям, чем к усыновителям и почти не отличаются по своим показателям от детей, воспитанных в родных семьях .

Следуя логике приведенных выше фактов, трудно не сделать вывод, что поведение человека в значительной степени зависит от за-ложенной в него генетической программы. Разумеется, определяется не само поведение, а предрасположенность к определенного рода действиям, но насколько эта программа будет реализована, зависит от окружающей среды. Как же мы будем "исправлять "генетические" дефекты"? Пока формирование личности происходит стихийно ни о каком "новом человеке" не может быть и речи; в этом случае мы всегда будем иметь лишь то, что имеем - пестрый калейдоскоп всевозможных вариантов.

Попробуем все это разнообразие привести в систему при помощи науки о случайных величинах. Известно, что любой непрерывный случайный признак, будь то величина листьев на деревьях, рост человека или его интеллектуальные способности при большом числе вы-борки имеет нормальное распределение, т.е. больше всего будет вариантов со средним значением, и чем больше признак отклоняется от средних величин, тем реже он будет встречаться. Возьмем, к примеру, интеллект. Какую бы популяцию мы не выбрали, больше всего в ней будет людей со средним интеллектом. И чем больше или меньше мы будем брать показатель этого признака, тем реже он будет нам встречаться. По этому же закону будет распределяться любой поведенческий признак, например, альтруизм, экстраверсия, склонность к лживости, память, невротизм и т.д.

Процесс воспитания нам необходимо направить таким образом, чтобы, например, исключить область "A" (см. рис.), то есть (в случае успешной работы) кривая нормального распределения должна переместиться вправо и под средними величинами мы уже будем понимать то, что прежде мы называли высокими. Впрочем, быть может, это бы нас уже устроило, знай себе двигай кривую вправо до бесконечности. И будут у нас, например, сплошные гении, а люди со средним интеллектом окажутся редким явлением.

A B C

Рис. Кривая нормального распределения. A - низкие низкие показатели; B - средние величины; C - высокие показатели.

Но, увы, на столь благоприятное развитие событий генетика не оставляет нам никакой надежды, т.к. генетический фонд, в силу случайности мутаций, дает нам самый разнообразный материал, и если, скажем, у ребенка нет природных математических способностей, а мы будем воспитывать великого математика, то великий не выйдет, получится математик средней руки (направленные мутации мы получать не умеем и вряд ли научимся в обозримом будущем). Стало быть, кривая нормального распределения в своем перемещении вправо имеет предел, обусловленный генетическим фондом, и даже то перемещение кривой, которое было описано выше, может произойти только за счет более полной реализации генетических программ, посредством благоприятного воспитания.

Что поделаешь, статистика наука точная! Для того, чтобы наша кривая все-таки двигалась в желательную сторону, мы должны поступать как в древней Спарте, где вели отбор по физической выносливости и, не мудрствуя лукаво, бросали слабых детей в пропасть, тем самым очищая генофонд от нежелательной предрасположенности. Соответствующее воспитание завершало дело. Таким образом, чтобы полностью ликвидировать пороки, не следуя примеру спартанцев, нам необходимо ни много ни мало избавиться от случайностей!!! Попробуйте представить себе мир, в котором полностью отсутствуют случайные события! Пожалуй, это будет не под силу даже самому богатому воображению.

Но даже если бы мы зашли в своем желании воспитывать "нового человека" так далеко, что стали бы достойными последователями древних спартанцев, и генетика дошла бы до такого совершенства, что мы могли бы у новорожденных учитывать все желательные и нежелательные наклонности, нам пришлось бы решать сплошь и рядом возникающие дилеммы: кто нам больше нужен - гениальный эгоист или умственно отсталый альтруист. Кроме того, коллективное воспитание, попытки всем детям привить примерно одинаковые черты, приводит часто к нежелательным последствиям. Допустим, что мы пытаемся воспитывать у детей такие черты, как альтруизм, чуткость в отношении к окружающим, доброта. Если у ребенка задатки эгоиста и стяжателя, то это воспитание, безусловно, пойдет на пользу, а если генетическая предрасположенность у другого ребенка направлена в сторону мягкости, уступчивости, отзывчивости, то аналогичное воспитание приведет к тому, что мы получим слабого, аморфного, безвольного человека, неспособного постоять ни за себя, ни за свои идеи.

Мы все имеем возможность наблюдать подобные парадоксы, когда в одной семье (при одинаковом воспитании), имея похожий генотип из сибсов (братьев и сестер) вырастают люди с диаметрально противоположными чертами характера. Остается вернуться к индивиду-альному подходу, но в таком случае детям все-таки лучше оставаться в семьях, и родители должны иметь точные указания, как им следует воспитывать каждого своего отпрыска, если, конечно, уже известны их генетические задатки. Но кто до этого воспитывал родителей? Да и, как указывалось выше, нам все равно никогда не удается посредством воспитания уравнять все разнообразие генетических программ.

В таком случае вся надежда на генетику (евгенику). Но генетики нам расскажут, что иногда один ген кодирует несколько признаков, а бывает, что несколько генов контролируют один признак, к тому же имеется сцепленное наследование, когда несколько признаков передаются совместно, да еще наличие случайных мутаций, да огромное количество самих генов, да еще их взаимные влияния, плюс окружающая среда - вот почему мы все такие разные - это результат взаимодействия большого числа случайных событий, которые не оставляют нам никакой надежды на полную ликвидацию дефектов личности в процессе воспитания "нового человека".

Впрочем, учитывая состояние, в котором находится наша педагогика сегодня, можно заключить, что мы имеем большие резервы. И все равно нам придется смириться с тем прискорбным фактом, что какой-то процент пороков мы будем иметь всегда, и это будет плата за добродетели.

А может быть, чтобы избавиться от случайностей при формировании генотипа каждого человека, предоставим генной инженерии не только редакцию, но полностью отдадим в ее руки задачу формирования рода человеческого. Пусть они на ЭВМ рассчитывают оптимальные варианты и собирают хромосомы in vitro. Но как тогда быть со средой? Как мы будем бороться с непредсказуемыми случайными событиями, происходящими в окружающей среде и оказывающими влияние на формирование и реализацию генетической программы? Ведь известно, что даже люди, обладающие одинаковым генотипом - монозиготные близнецы - и воспитывающиеся в одной семье, иногда реализуют эту программу очень неоднозначно, что в большей степени зависит от дальнейших условий существования. Поэтому даже стандартная, заранее рассчитанная среда, в которой происходило бы формирование личности, не гарантирует от разнообразия, которое всегда раскладывается по нормальному распределению, описанному выше. Кроме того, многие качества личности проявляются в зависимости от обстоятельств и порой весьма неожиданно. И то, что в одном случае мы примем за добродетель, в другой обстановке расценится как порок.

И вообще, любая стандартизация генофонда человека была бы чрезвычайно вредна, так как снижала бы его адаптивную ценность. Проще говоря, огромное разнообразие условий существования человека требует, соответственно, неограниченного разнообразия человеческих способностей, иначе наш вид просто вымрет.

Но представим себе на минуту жизнь стандартного человека в стандартных условиях! Вряд ли кого-нибудь прельстит такая перспектива. Впрочем, надежда на полную ликвидацию случайных событий даже в самом отдаленном будущем абсолютно нереальна. Или нам удастся создать такую среду, в которой не будет места порокам, и наиболее полно раскроются лучшие качества личности? Но может ли несовершенное общество создать совершенные условия? Реальнее предположить, что оба эти процесса будут идти одновременно - человеческое общество будет совершенствовать среду своего существования, которая в свою очередь будет влиять на обще-ство и на каждого его члена. Но следует особо отметить, что как совершенство среды, так и человека не может быть абсолютным. Мы можем говорить только о степени адаптации, т.е. соответствие качеств, которыми обладает человек, конкретным условиям среды.

Наши надежды на создание оптимального общества аналогичны ожиданию того, что на нашей Земле вдруг образуется идеальная биосфера, где никто никого не будет кушать, все виды будут жить в полном мире, согласии, в пищевом и территориальном изобилии!

Вполне возможно, что многие идеологи коммунизма действительно свято верили в непогрешимость своих взглядов, более того, видели в своих теориях путь к светлому будущему человечества. Вся беда в том, что они принимали идею создания "нового общества" без всякой критики, как само собой разумеющееся, и вместо того, чтобы решить для начала вопрос - "возможно ли это сделать?", они сразу переходили к проблеме - "как это сделать". А как можно сделать то, что сделать невозможно? И совершенно естественно, что для решения такой, прямо скажем, непростой задачи пришлось притягивать за уши всевозможные наукообразные фантазии, отрицать научные фак-ты. Ибо любому ученому, поставившему перед собой задачу уложить в "прокрустово ложе" марксистской идеи построения нового общества подлинную науку, неизбежно придется отсекать от нее все больше и больше научных фактов, пока от нее совсем ничего не останется, а образовавшуюся пустоту придется заполнять всевозможным наукообразным суррогатом.

Если Марксу и Энгельсу приходилось бороться с дарвинизмом, то Лысенко кроме дарвинизма, которому он противопоставил "советский творческий дарвинизм"(?!), пришлось бороться еще с генетикой и с теорией вероятностей. В отношении последней академик смотрел прямо в корень, призывая " ...без всяких церемоний изгнать случайности из биологической науки" .

Столь решительные действия в отношении генетики и теории вероятностей вполне входили в планы уничтожения всего, что могло поставить под сомнение правильность выбранного пути, а именно эти науки, как указывалось выше, не оставляют никакой надежды на возможность воспитания "нового человека", а следовательно, и на создание "нового общества".

Вот и пришелся Лысенко ко двору со своей теорией эволюции, предполагающей бесконечную пластичность человеческой природы, легко изменяемой под воздействием воспитательных мер. Очень удобная теория для попытки создания человека-раба, подчиненного единой воле, и надо признаться, что "отец-народов" в этом весьма преуспел. Правда, несмотря на отрицание генетики, он вел по всем правилам настоящий искусственный отбор по признаку личной преданности. И не стал дожидаться, пока среда перевоспитает генетиков, а взял, да и уничтожил под корень и генетику, и генетиков, и не только их... Видать не очень доверял товарищ Сталин академику Лысенко.

Не надо обладать особой проницательностью, чтобы в желании Маркса "поднять человека над прочими животными" не заметить признания в том, что, по крайней мере, к тому моменту этого не произошло. В дальнейшем, как мы отмечали, рецепт Маркса не имел успеха, а также не оправдались надежды на воспитательные меры и, даже самые смелые евгенистические проекты, как уже говорилось, не имеют перспективы. Казалось бы, уже можно было сделать вывод, что человечество как ныне, так и в будущем не будет иметь принципиальных различий со всеми прочими организмами планеты, а следовательно, законы существования и развития - едины. Однако человечество с выводами не спешит. Наше антропоцентрическое мышление отказывается понимать логику поведения других организмов, расценивая ее, как отсутствие мышления. Нас, например, восхищает "лебединая верность", когда лебедь, потеряв "подругу верную", сводит счеты с жизнью. Но вряд ли кто-нибудь станет воспевать высокие чувства паучихи, поедающей после полового акта своего "супруга". А между тем, эти события имеют совершенно аналогичный экологический смысл, так как ликвидируют "лишних" животных, дабы не составляли конкуренции собственному потомству.

Но давайте подумаем, насколько логично мы действуем сами. Чего стоит хотя бы эпизод избиения колокола в Угличе, принесшего дурную весть. Это, конечно, было давно, но и современные люди действуют, порой, не более логично: бьют посуду во время семейных ссор, швыряют трубку на рычаг ни в чем не повинного телефонного аппарата, посылают проклятия в полной уверенности, что адресат их не услышит... А много ли логики в действиях наших политиков?

Очень интересно, что бы о нас подумали какие-нибудь инопланетяне, если бы вдруг решили исследовать умственные способности вида Homo sapiens на примере экономического устройства нашего государства периода социалистического строительства. Боюсь, что они отказали бы нам не только в способности мыслить, но и усомнились бы, пожалуй, в наличии у нас таких элементарных инстинктов, свойственных всему живому, как, например, инстинкт самосохранения!

Кроме того, когда делаются попытки определить разницу между человеком и другими животными, под человеком подразумеваются не все представители рода человеческого, а только некоторая наиболее развитая его часть. Ведь и сейчас существуют в глубинах континентов племена, не ушедшие по своему образу жизни дальше собирательства. Впрочем, и среди развитых народов отыщется немало представителей, разница между которыми и прочими животными далеко не столь очевидна.

И все же человеку трудно смириться с мыслью, что все успехи цивилизации достигнуты благодаря тем же законам природы, по которым существует не только человек, но и все остальные организмы нашей биосферы.

В истории развития естествознания можно наблюдать, как человечество отчаянно сопротивляется попыткам объединения его со всей остальной биосферой Земли и как постепенно сдается под натиском неопровержимых научных фактов, отодвигающих область научных исследований все дальше - в сферы малоизученные, такие как способы мышления. Но мы еще так мало знаем о том, как мыслит человек, и еще меньше о том, как это делают другие животные, что корректнее будет оценивать высшую нервную деятельность человека и других организмов по ее результатам, т.е. по воздействию на окружающую среду.

Древнейшие представители вида Homo sapiens вряд ли противопоставляли себя окружающей среде, природе. В дальнейшем всевозможные религиозные учения по-разному представляли соотношение человека с окружающем миром, хотя, обычно, и признавали принципиальную разницу между человеком и прочими животными. Тем не менее, ни одна религия не ставила человека в центр Мира, напротив, призывала к смирению перед силами природы, перед божествами, олицетворяющими эти силы. Вероятно, это имеет важное адаптивное значение, так как корректирует действия человека в биосфере.

В середине прошлого века произошла переоценка представлений о месте человека в Природе, причем пошла она по двум взаимно противоположным направлениям, базирующимся на описанных выше естественнонаучных теориях. Одному из них дал импульс великий Дарвин, и с тех пор доказательство общего плана строения человека и других животных, общие схемы развития зародышей, признание человека животным видом и т.д., а в последнее время успехи таких наук, как генетика поведения, этология, зоопсихология и других стремительно сближают в нашем сознании человека с другими организмами нашей планеты, пробивая бреши в антропоцентрическом сознании человечества. Другое же направление, теоретические основы которого были заложены Марксом и Энгельсом, а практически воплощались в нашей стране, прямо противоположно и ориентирует человека на невиданные нигде прежде антропоцентрические претензии гигантских размеров.

Со старой религиозностью, где человеку отводилась достаточно скромная роль, было покончено, на ее месте возникла новая религия со своими идолами, святынями, проповедями, мировоззрением, догмами. Психологически она имела более сильное воздействие, так как оказалась более лестной, и, кроме того, рай обещался еще при жизни на Земле. Роль божества отводилась человеку, который как утверждалось, ВСЕ МОЖЕТ: и горы сдвинуть, и реки вспять повернуть, и погодой управлять, и сам же этот рай на земле построить, и обрести нем бессмертие. Однако теперь уже совершенно очевидно, что пара хватило только на гудок.

Хотя классики и скорбели по поводу того, что человек еще не "поднялся над животными", тем не менее, с присущей им логикой они доказывали принципиальную разницу между человеком и прочими животными, ставя в вину человечеству очевидность аналогий между дарвиновской "борьбой за существование" и экономической борьбой в человеческом обществе, пытаясь доказать существование различных законов развития и движущих сил эволюции между человеком и другими животными, что необходимо было для теоретического обоснования более гуманных, лучших законов развития человеческого общества, чем всей остальной биосферы. Хотя лично у меня в голове не укладывается: какие еще могут быть законы природы кроме ЗАКОНОВ ПРИРОДЫ?!

Больше всего уделял внимание этому вопросу Энгельс в "Диа-лектике природы". "Но примем на минуту for argument sake (с целью анализа самого аргумента) эту формулу: "Борьба за существование". Животное в лучшем случае доходит до собирательства, человек же производит. .Это делает невозможным всякое перенесение без соответствующих оговорок законов жизни животных на человеческое общество" . Но во времена Энгельса уже были известны производящие животные, однако Энгельса не так-то просто сбить с толку - "...государства насекомых (обыкновенные насекомые не выходят за рамки чисто природных отношений) - [следовательно, по Энгельсу есть отношения природные, а есть неприродные!- Л.О.-Д.] - здесь даже социальный зачаток. То же самое у производящих животных с органами-орудиями (пчелы, бобры и т.д.): однако, это является чем-то лишь побочным и не оказывающим воздействие на положение в целом" . Таким образом, и доказывать ничего не надо, раз не вписывается в его теорию, то естественно является "чем-то лишь побочным" и, конечно же, " не оказывает воздействия" на взгляды Энгельса "в целом". Если бы Энгельс был более беспристрастным исследователем этого вопроса, он бы внимательнее отнесся к наличию производства у различных видов животных и заметил бы, что в данном случае явление имеет место и, следовательно, не дает право проводить качественную границу между человеком и остальными животными, поскольку вопрос кто производит больше, а кто меньше - вопрос количествен-ный.

Кроме того, Энгельс отказывает животным в целенаправленном изменении окружающей среды, что также предлагает как аргумент в пользу права человека на особые законы развития: "...когда животные оказывают длительное воздействие на окружающую их природу, то это происходит без всякого намерения с их стороны и является по отношению к самим этим животным чем-то случайным...". "Животное уничтожает растительность какой-нибудь местности, не ведая что творит. Человек же ее уничтожает для того, чтобы на освободившейся почве посеять хлеба...". Удивительно, как это Энгельсу удается знать намерения всех животных, вернее отсутствие всяких намерений? В то время что, порой, они совершенно очевидны, например, некоторые виды рыб уничтожают водную растительность с совершенно определенным намерением - создать территорию для нерестилищ и выращивания потомства, бобры валят деревья также со вполне очевидными намерениями, добывая тем самым материал для строительства "хаток" и плотин, кроты роют подземные лабиринты, чтобы впоследствии собирать попавших туда мелких животных, и т.д.

"Короче говоря, животные только пользуются внешней природой и производят в ней изменения просто в силу своего присутствия; человек же вносимыми им изменениями заставляет ее служить своим целям, господствует над ней. И это является последним существенным отличием человека от остальных животных...". Этот вывод звучит скорее как декларативное пожелание, нежели научное утверждение, тем более, что Энгельс сам приводит примеры, когда человек "только пользуется внешней природой", нанося вред не только этой самой "внешней природе", но и самому себе, да еще и "планомерный образ действия существует в зародыше уже везде, где живой белок существует и реагирует...".

Таким образом, и в этом случае невозможно заметить качественную разницу между человеком и прочими животными, так как в любом случае, будь то человек или прочие животные, имеет место преднамеренное воздействие, а вот последствия могут выходить далеко за пределы этих намерений и в том и в другом случае.

Однако, несмотря на то, что Энгельс фактически сам же доказывает несостоятельность своей позиции, он все же делает вывод: "...мы, в отличие от всех других существ, умеем познавать ее (Природы - Л.О.-Д.) законы и правильно их применять" , не отдавая себе отчет в том, что познание бесконечно, а следовательно, "правильность" применения законов природы всегда будет весьма и весьма относительной и не может застраховать от тех же последствий, выходящих за пределы намерений. Более того, Энгельс "не заметил", что другие организмы тоже познают природу и вся разница между ними и человеком только в масштабах познания, т.е. опять же количественная!

Энгельс отмахнулся от преднамеренных действий различных организмов, признав их "чем-то случайным", что и позволило ему поднять на головокружительную высоту господства над Природой аналогичные действия человека, и признать возможность "...подчинить нашему господству и регулированию... общественные последствия нашей производственной деятельности" , из чего судя по опыту нашего государства, можно еще раз убедиться в том, что благими намерениями мостят дорогу в Ад.

Вскоре после выхода в свет книги Дарвина "О происхождении видов путем естественного отбора, или в борьбе за жизнь выживают достойнейшие" состоялась конференция Британской ассоциации в Оксфорде, на которой главный оппонент Дарвина епископ Самюэль Уилберфорс задал вопрос другу и единомышленнику Дарвина Томасу Гексли: "У вас прабабка - обезьяна, что вы так рьяно отстаиваете свое происхождение?" На что Гексли дал блестящий ответ, который в несколько измененном виде разошелся по всей Англии в виде афоризма: "Уж лучше иметь прабабкой обезьяну, чем епископа".

Следуя этому примеру, хочу ответить на желание Маркса поднять человека при помощи плановой экономики над прочими животными своим афоризмом - "Уж лучше не поднимать человека над животным, да жить по-людски, чем поднимать, да жить по-свински".

Маркс и Энгельс были выдающимися мыслителями и не могли не заметить в трудах Дарвина фундаментального открытия в области естествознания.

Я думаю, что "все дарвиново учение" стало для Маркса и Энгельса "просто-напросто перенесением" в тот момент, когда эмоции возобладали над беспристрастным исследованием.

Вот что пишет Маркс в письме к Лафаргу в 1869 году: "Борьба за существование в английском обществе - всеобщая конкуренция, bellum omnium contra omnes привела Дарвина к открытию ожесточенной конкурентной борьбы за существование как основного закона "животного" и растительного мира". (Трудно себе представить, чтобы Дарвин, путешествуя на корабле "Бигль" в качестве натуралиста занимался не столько исследованиями природы, сколько изучением всеобщей конкуренции в английском об-ществе. А ведь именно полученные в этом путешествии впечатления легли в основу его теории - Л.О.-Д..). Но читаем дальше - "Дарвинизм же, наоборот, считает это решающим доводом в доказательство того, что человечество никогда не избавится от своего скотства" .

Конечно, в дружеском письме такие изящные выражения вполне уместны, но если мы заменим слово "скотство" более научной терминологией, то у нас получится следующее - человечество никогда не избавится от своей принадлежности к биологическому виду со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Бытовые выражения вряд ли могут быть уместны в научных исследованиях, и, тем более, служить аргументами. Законы природы вообще не могут быть плохими или хорошими, они просто есть, и следует их встречать с открытыми глазами, а не зарываться, как страус, головой в песок, утверждая, что мы другие, что законы природы для нас не писаны. Но пока мы вынуждены жить по этим законам, поскольку не создали еще человека, способного жить по другим, более гуманным, на наш взгляд, законам.

Жаль, что древние рабовладельцы не могли ознакомиться с идеей воспитания "нового человека". Они бы пришли в восторг от перспективы создания человека, для которого труд является первой необходимостью.

Впрочем, некоторые наши идеологи были бы не прочь усилить эффект путем принуждения вплоть до физического уничтожения. Вот как легко оказалось под знаменем "свободы, равенства, братства" утверждать рабство, элитарность, геноцид.

Мне это напоминает знаменитые апории Зенона или софизмы, где в логическое построение вносится заведомая или невольная ошибка, которую иногда очень трудно обнаружить, и результат получается парадоксальный. При помощи таких построений можно, например, доказать, что движения нет, длины всех окружностей равны, а дважды два - пять. В последнем случае, например, в процессе алгебраических действий производится деление на ноль, что и приводит к ошибочному результату.

В нашем случае подобное "деление на ноль" было произведено в двух логических построениях, что и позволило в результате поставить знак равенства между свободой и рабством.

1. Приписывание человеческому обществу особых законов развития, основанное на ошибочном постулате о качественном различии между человеком и всей прочей биосферой Земли.

Однако, очень скоро выяснилось, что качествами, позволяющими жить по этим новым законам, человек не обладает и продолжает жить по старым, по которым уже миллионы лет существует все живое на Земле. С целью ликвидации столь явного несоответствия теории и практики пришлось подкрепить теорию еще одним логическим построением.

2. Человек, с которым мы имеем дело, это не тот человек, необходимо вылепить такого человека, который бы этим законам соответствовал, т.е. подтянуть человека под новые законы. Для этого пришлось произвести еще одно "деление на ноль" - принять догму о бесконечной пластичности человеческой природы. Но в этом случае никак не удавалось решительно размежеваться со всей остальной природой, поэтому пришлось просто-напросто перечеркнуть науку генетику.

Увы, ни Магомет к горе не пошел, ни гора к Магомету.

В результате такого "улучшения" законов природы мы и получили разорванные принципы обратной связи и, как следствие, полный хаос в экономике вместо ожидаемого полного порядка, а со всех сторон выползали те самые запрещенные принципы обратной связи, но уже в виде уродливых, преступных или полупреступных явлений.

Вообще говоря, планирование - вещь необходимая как в экономике, так и в обычной человеческой жизни. Например, людям определенно не помешает взять с собой зонтик по случаю сырой погоды, но никому не придет в голову на основании утреннего прогноза ходить под раскрытым зонтиком весь день. Так же и в экономике существует достаточное поле деятельности для планирования, если, конечно, планирование вводится не из соображений "поднятия человека над прочими животными", а из объективной экономической необходимости.

Можно сколько угодно скорбеть по поводу неудачной попытки осчастливить все человечество, однако, ошибка есть ошибка плановый человек в запланированном обществе не получился. Впрочем, так ли уж это печально? Вспомним слова великого античного мыслителя, основоположника объективной диалектики Гераклита: "Людям не лучше было бы, если бы исполнялись все их желания".

Принадлежность человека к животному виду и его существование согласно общим законам природы вовсе не унижает человечество (наш болезненный антропоцентризм очень похож на оскорбленные чувства чеховского героя Василия Семи-Булатова из села Блины-Съедены, который в своем письме к ученому соседу утверждает, что "...если бы человек, властитель мира, умнейшее из дыхательных существ, происходил от глупой и невежественной обезьяны, то у него был бы хвост и дикий голос"), и уж, конечно, не освобождает от ответственности за свои поступки, за судьбу ближних и судьбы человечества, тем более, что другие животные, на своем уровне, также решают подобные проблемы. Порой, волки защищают свое потомство насмерть, и люди иногда доедают побежденного не хуже любой волчьей стаи.

Лучше понять и почувствовать эту гармонию нашей общности с "братьями меньшими" и всей природой, больше пользы от этого может быть, чем от чванливого желания господствовать над ней. А совершенствовать свое общество можно сколько угодно и без того, чтобы изобретать новые законы природы, достаточно лишь открывать и изучать существующие. Только не надо любую хорошую идею доводить до абсурда.

Любители научной фантастики знают, что ни одному даже самому талантливому писателю не удалось изобразить идеальное общество и вообще никакое другое общество, кроме нашего земного, с крыльями ли, с рогами, о двух головах, а все наши, родные, с нашими страстями, с нашими противоречиями, с нашим несовершенством... Без конфликта вообще невозможно завязать никакой сюжет ни в жизни, ни в литературе.

Марксу и Энгельсу мешало быть объективными исследователями горячее желание осчастливить одним махом все человечество, перепрыгнув для этого даже через естественные законы природы. И все же, отдавая им должное, хочу в заключение привести слова Маркса, которые в нескольких строчках доказывают все то, на что мне пришлось затратить так много бумаги.

"Сосуществование двух взаимно-противоположных сторон, их слияние в новую категорию составляет сущность диалектического движения. Тот, кто ставит себе задачу устранения дурной стороны, уже одним этим сразу кладет конец диалектическому движению".

ЛИТЕРАТУРА

1. Маркс и Энгельс, полное собрание сочинений т. 20 с.359.

2. там же, т. 30, с.102.

3. там же, т. 20, с.622.

4. там же, т. 30, с.475.

5. там же, т. 34, с.137.

6. там же, т. 20, с.323

7. там же, т. 30, с.204.

8. там же, т. 20, с.621.

9. там же, т. 20, с.622.

10. там же, т. 20, с.621.

11. там же, т. 20, с.621.

12. там же, т. 20, с.424

13 Л.Эрман, П.Парсонс Генетика поведения и эволюция М., Мир, 1984, сс.104-106

14. там же, с.103.

15. там же, с.202.

16. там же, сс.412-413.

17 Лысенко Т.Д., Агробиология, с. 579.

18. Маркс и Энгельс, полное собрание сочинений т. 20 с.622.

19. там же, т. 20, с.624.

20. там же, т. 20, с.494.

21. там же, т. 20, с.495.

22. там же, т. 20, с.495.

23. там же, т. 20, с.496.

24. там же, т. 20, с.497.

25. там же, т. 32, с.493.

26. там же, т. 4 , с.136.

12 февраля 1809 года родился знаменитый английский учёный, натуралист и путешественник Чарльз Дарвин . Его теорию эволюции и происхождения видов изучают на школьных уроках биологии. Тем не менее с именем Дарвина связано много заблуждений, неточностей и мифов,

Официальную версию и подробнее про Дарвина вы все знаете, это . Давайте сначала пробежимся по мифам, существующим в настоящее время:

Миф 1. Дарвин придумал теорию эволюции

На самом деле первую научную теорию эволюции разработал в начале XIX века Жан Батист Ламарк . Ему принадлежит предположение, что приобретённые признаки передаются по наследству. К примеру, если животное питается листьями с высоких деревьев, его шея будет вытягиваться, и у каждого следующего поколения шея будет немного длиннее, чем у предков. Так, по мнению Ламарка, появились жирафы.

Чарльз Дарвин усовершенствовал эту теорию и внёс в неё понятие «естественный отбор». Согласно теории, больше шансов на продолжение рода имеют особи с теми признаками и качествами, которые наиболее способствуют выживанию.

Миф 2. Дарвин утверждал, что человек произошёл от обезьяны

Учёный никогда не говорил подобного. Чарльз Дарвин предположил, что у обезьяны и человека мог быть общий обезьяноподобный предок. На основании сравнительно-анатомических и эмбриологических исследований он сумел показать, что анатомические, физиологические и онтогенетические характеристики человека и представителей отряда приматов весьма сходны. Так родилась симиальная (обезьянья) теория антропогенеза.

Миф 3. До Дарвина учёные не соотносили человека с приматами

В действительности сходство человека и обезьяны было подмечено учёными в конце XVIII века. Французский натуралист Бюфон предположил, что люди — потомки обезьян, а шведский учёный Карл Линней отнёс человека к разряду приматов, где мы и в современной науке соседствуем как вид с обезьянами.

Миф 4. Согласно теории эволюции Дарвина, выживает сильнейший

Этот миф происходит из неправильного понимания термина «естественный отбор». По Дарвину, выживает не самый сильный, а самый приспособленный. Зачастую простейшие организмы являются самыми «живучими». Это объясняет, почему сильные динозавры вымерли, а одноклеточные организмы пережили и взрыв метеорита, и следующий за ним ледниковый период.

Миф 5. Дарвин в конце жизни отрёкся от своей теории

Это не более чем городская легенда. Спустя 33 года после смерти учёного, в 1915 году, в баптистском издании была опубликована история, как Дарвин отрёкся от своей теории перед самой смертью. Никаких достоверных доказательств этого факта нет.

Миф 6. Теория эволюции Дарвина — масонский заговор

Любители конспирологических теорий утверждают, что Дарвин и его родственники были масонами. Масоны — участники тайного религиозного общества, возникшего в XVIII веке в Европе. Членами масонских лож становились знатные люди, им часто приписывают незримое руководство всем миром.

Историки не подтверждают тот факт, что Дарвин или кто-то из его родственников были членами каких-либо тайных обществ. Учёный, напротив, не спешил к публикации своей теории, работа над которой велась в течение 20 лет. К тому же многие факты, открытые Дарвином, нашли подтверждение у дальнейших исследователей.

Вот тут можно почитать аргументы сторонника теории elvensou1 - Отвергаем или принимаем эволюцию?

Кликабельно.

А теперь мы подробнее рассмотрим, что говорят противники теории Дарвина:

Человек, выдвинувший теорию эволюции — английский естествовед-любитель Чарльз Роберт Дарвин.

Дарвин никогда по настоящему не обучался биологии, а имел лишь любительский интерес к природе и животным. И как результат этого интереса, в 1832 г. добровольцем отправился в путешествие из Англии на государственном исследовательском судне «Бигл» и в течение пяти лет плавал по разным частям света. Во время путешествия молодой Дарвин остался под впечатлением от увиденных им видов животных, особенно от различных видов зябликов, обитавших на островах Галапагос. Он подумал, что отличие клювов этих птиц зависит от окружающей среды. Опираясь на это предположение, он сделал для себя вывод: живые организмы не были созданы Богом по отдельности, а произошли от единого предка и затем видоизменились в зависимости от условий природы.

Эта гипотеза Дарвина не основывалась ни на каком научном объяснении или эксперименте. Только благодаря поддержке знаменитых в то время материалистов-биологов, со временем эта гипотеза Дарвина утвердилась как теория. Согласно этой теории, живые организмы происходят от одного предка, но в течении длительного времени подвергаются небольшим изменениям и начинают отличаться друг от друга. Виды, более успешно адаптировавшиеся к природным условиям, передают свои особенности следующему поколению. Таким образом, эти полезные изменения со временем превращают индивид в живой организм, полностью отличный от своего предка. Что же подразумевалось под «полезными изменениями», так и осталось неизвестным. По мнению Дарвина, человек являлся самым развитым продуктом этого механизма. Оживив этот механизм в своем воображении, Дарвин назвал его «эволюцией путем естественного отбора». Отныне он думал, что нашел корни «происхождения видов»: основа одного вида — другой вид. Эти идеи он раскрыл в 1859 году в своей книге «Происхождение видов».

Однако Дарвин понимал, что в его теории было много нерешенного. Он признает это в книге «Трудности теории» (Difficulties of Theory). Эти трудности заключались в комплексных органах живых организмов, которые не могли появиться случайно(например, глаз), а также ископаемые останки, инстинкты животных. Дарвин надеялся на то, что эти трудности будут преодолены в процессе новых открытий, на некоторые же из них он давал неполные объяснения

В противовес сугубо натуралистической теории эволюции выдвигаются две альтернативы. Одна носит чисто религиозный характер: это так называемый “креационизм”, буквальное восприятие библейской легенды о том, как Всевышний сотворил вселенную и жизнь во всем ее многообразии. Креационизм исповедуют лишь религиозные фундаменталисты, у этого учения узкая база, оно находится на периферии научной мысли. Поэтому за недостатком места мы ограничимся лишь упоминанием о его существовании.

А вот другая альтернатива сделала весьма серьезную заявку на место под научным солнцем. Теория “разумного замысла” (intelligent design), среди сторонников которой немало серьезных ученых, признавая эволюцию как механизм внутривидовой адаптации к меняющимся условиям среды обитания (микроэволюция), категорически отвергает ее претензии на роль ключа к тайне происхождения видов (макроэволюция), не говоря уже о происхождении самое жизни.

Жизнь настолько сложна и многообразна, что абсурдно думать о возможности ее спонтанного происхождения и развития: в основе ее неизбежно должен лежать разумный замысел, говорят поборники этой теории. Что это за разум - не суть важно. Сторонники теории разумного замысла принадлежат скорее к разряду агностиков, чем верующих, теология их не особенно интересует. Они заняты лишь тем, что пробивают зияющие бреши в теории эволюции, и им удалось настолько изрешетить ее, что господствующая в биологии догма ныне напоминает не столько гранитный монолит, сколько швейцарский сыр.

На протяжении всей истории западной цивилизации считалось аксиомой, что жизнь сотворена высшей силой. Еще Аристотель выражал убеждение в том, что невероятная сложность, элегантная стройность и гармоничность жизни и вселенной не могут быть случайным продуктом стихийных процессов. Наиболее известный телеологический аргумент в пользу существования разумного начала сформулировал английский религиозный мыслитель Уильям Пэйли в книге “Натурбогословие” (Natural Theology), вышедшей в свет в 1802 году.

Пэйли рассуждал следующим образом: если, прогуливаясь в лесу, я споткнусь о камень, у меня не возникнет сомнений в его естественном происхождении. Но если я увижу валяющиеся на земле часы, мне вольно или невольно придется предположить, что сами по себе они возникнуть не могли, кто-то должен был их собрать. И если у часов (относительно малого и простого устройства) есть разумный устроитель - часовщик, то у самой Вселенной (большого устройства) и у наполняющих ее биологических объектов (более сложных устройств, чем часы,) должен быть великий устроитель - Творец.

Но затем объявился Чарльз Дарвин, и все изменилось. В 1859 году он опубликовал эпохальный труд под названием “Происхождении видов путём естественного отбора, или выживание благоприятствуемых пород в борьбе за жизнь”, которому было суждено произвести подлинную революцию в научной и общественной мысли. Опираясь на достижения селекционеров (“искусственный отбор”) и на свои собственные наблюдения за птицами (вьюрками) на Галапагосских островах, Дарвин пришел к выводу, что организмы могут претерпевать небольшие изменения, приспосабливаясь к изменяющимся условиям среды обитания посредством “естественного отбора”.

Он далее заключил, что при наличии достаточно длительного времени сумма подобных малых изменений порождает более крупные перемены и, в частности, ведет к появлению новых видов. По мысли Дарвина, новые признаки, снижающие шансы организма на выживание, безжалостно отбраковываются природой, а признаки, дающие преимущество в борьбе за жизнь, постепенно накапливаясь, со временем позволяют их носителям брать верх над менее приспособленными конкурентами и вытеснять их из оспариваемых экологических ниш.

Этот чисто натуралистический механизм, абсолютно лишенный какой-либо целенаправленности или замысла, с точки зрения Дарвина исчерпывающим образом объяснял, каким путем развивалась жизнь и почему все живые существа столь идеально приспособлены к условиям своей среды обитания. Теория эволюции подразумевает непрерывную прогрессию постепенно изменяющихся живых существ в ряду от самых примитивных форм до высших организмов, венцом которых является человек.

Проблема, однако, в том, что теория Дарвина носила чисто умозрительный характер, ибо в те годы палеонтологические свидетельства не давали никаких оснований для его заключений. По всему миру ученые откапывали множество ископаемых остатков вымерших организмов прошлых геологических эпох, но все они укладывались в четкие границы все той же неизменной таксономии. В палеонтологической летописи не фигурировало ни одного промежуточного вида, ни единого существа с морфологическими признаками, которые подтверждали бы правоту теории, сформулированной на основании абстрактных умозаключений без опоры на факты.

Дарвин отчетливо видел слабость своей теории. Недаром он более двух десятков лет не решался опубликовать ее и направил свой капитальный труд в печать, только когда узнал, что другой английский натуралист - Альфред Рассел Уоллес - готовится выступить со своей собственной теорией, поразительно похожей на дарвинскую.

Любопытно отметить, что оба соперника повели себя как истые джентльмены. Дарвин написал Уоллесу учтивое письмо с изложением доказательств своего первенста, тот ответил не менее вежливым посланием с предложением представить на Королевском обществе совместный доклад. После этого Уоллес публично признал приоритет Дарвина и до конца своих дней ни разу не посетовал на свою горькую судьбу. Вот такие были нравы в викторианскую эпоху. Говорите после этого о прогрессе.

Теория эволюции напоминала здание, возведенное на траве с тем, чтобы впоследствии, когда подвезут нужные материалы, подвести под него фундамент. Ее автор полагался на прогресс палеонтологии, который - он был убежден - позволит в будущем найти переходные формы жизни и подтвердит справедливость его теоретических выкладок.

Но коллекции палеонтологов все росли и росли, а подтверждений дарвинской теории не было и в помине. Ученые находили сходные виды, но никак не могли обнаружить ни единого мостика, перекинутого от одного вида к другому. А ведь из теории эволюции вытекает, что такие мостики не только существовали, но что их должно было быть великое множество, ибо палеонтологическая летопись должна отражать все бесчисленные этапы долгой истории эволюции и фактически целиком и полностью состоять из переходных звеньев.

Некоторые последователи Дарвина, подобно ему самому, считают, что нужно лишь запастись терпением - мы, мол, просто еще не нашли промежуточные формы, но в будущем непременно их отыщем. Увы, их надеждам вряд ли суждено сбыться, ибо существование подобных переходных звеньев вступало бы в противоречие с одним из основополагающих постулатов самой же теории эволюции.

Представим себе для примера, что передние лапы динозавров постепенно эволюционировали в птичьи крылья. Но это значит, что на протяжении долгого переходного периода эти конечности не были ни лапами, ни крыльями, и их функциональная ненужность обрекала владельцев таких бесполезных обрубков на заведомое поражение в жестокой борьбе за жизнь. Согласно дарвинскому учению, природа должна была безжалостно выкорчевать подобные промежуточные виды и, стало быть, пресечь в зародыше процесс видообразования.

Но ведь общепризнано, что птицы произошли от ящеров. Спор не об этом. Противники дарвинистского учения вполне допускают, что прообразом птичьего крыла действительно могла быть передняя лапа динозавра. Они утверждают лишь, что какие бы пертурбации ни происходили в живой природе, они не могли протекать по механизму естественного отбора. Должен был действовать какой-то другой принцип - скажем, использование носителем разумного начала универсальных шаблонов-прототипов.

Палеонтологическая летопись упрямо свидетельствует о несостоятельности эволюционизма. На протяжении первых трех с лишним миллиардов лет существования жизни на нашей планете обитали только простейшие одноклеточные организмы. Но вот приблизительно 570 миллионов лет назад наступил кембрийский период, и в течение нескольких миллионов лет (по геологическим меркам — быстролетный миг), словно по мановению волшебной палочки, на пустом месте возникло практически все многообразие жизни в его нынешнем виде и без каких-либо промежуточных звеньев. По теории Дарвина этого “кембрийского взрыва”, как его называют, просто не могло произойти.

Другой пример: во время так называемого пермско-триасового вымирания 250 миллионов лет назад жизнь на земле едва не прекратилась: исчезло 90% всех видов морских организмов и 70% наземных. Тем не менее, основная таксономия фауны не претерпела никаких существенных изменений - основные типы живых существ, обитавшие на нашей планете до “великого вымирания”, полностью сохранились и после катастрофы. Но если исходить из дарвинской концепции естественного отбора, в этот период обостренной конкуренции за заполнение вакантных экологических ниш непременно должны были возникнуть многочисленные переходные виды. Однако же этого не произошло, из чего опять-таки следует, что теория неверна.

Дарвинисты отчаянно ищут переходные формы жизни, но все их старания пока не увенчались успехом. Максимум того, что им удается найти, - это черты сходства разных видов, но признаки подлинных промежуточных существ по-прежнему лишь грезятся эволюционистам. Периодически вспыхивают сенсации: найдено переходное звено! Но на поверку неизменно оказывается, что тревога ложная, что найденный организм - не более чем проявление обыкновенной внутривидовой изменчивости. А то и просто фальсификация вроде пресловутого пилтдаунского человека.

Невозможно описать радость эволюционистов, когда в 1908 году в Англии был найден ископаемый череп человеческого типа с обезъяньей нижней челюстью. Вот оно, реальное доказательство правоты Чарльза Дарвина! У ликующих ученых не было никакого стимула как следует присмотреться к заветной находке, а то они не могли бы не заметить очевидные нелепости в ее строении и не осознать, что “окаменелость” - фальшивка, причем весьма грубо сработанная. И прошло целых 40 лет, прежде чем ученый мир вынужден был официально признать, что его разыграли. Оказалось, что какой-то до сих пор неведомый шутник просто склеил нижнюю челюсть отнюдь не ископаемого орангутана с черепом от столь же свежего мертвеца-гомосапиенса.

Кстати, персональное открытие Дарвина - микроэволюция галапагосских вьюрков под давлением среды - тоже не выдержало испытания временем. Спустя несколько десятилетий климатические условия на этих тихоокеанских островах вновь изменились, и длина клюва птиц вернулась в прежнюю норму. Никакого видообразования не произошло, просто один и тот же вид птиц временно адаптировался к изменившимся экологическим условиям - самая что ни на есть тривиальная внутривидовая изменчивость.

Некоторые дарвинисты осознают, что их теория зашла в тупик, и лихорадочно лавируют. Так, например, ныне покойный гарвардский биолог Стивен Джей Гулд предложил гипотезу “прерывистого равновесия” или “пунктирной эволюции”. Это некий гибрид дарвинизма с “катастрофизмом” Кювье, который постулировал прерывистое развитие жизни через серию катастроф. По мысли Гулда, эволюция происходила скачкообразно, и каждый скачок следовал за каким-нибудь вселенским стихийным бедствием с такой быстротой, что не успевал оставить никакого следа в палеонтологической летописи.

Хотя Гулд и считал себя эволюционистом, его теория подрывает основное положение дарвинского учения о видообразовании посредством постепенного накапливания благоприятных признаков. Впрочем, “пунктирная эволюция” столь же умозрительна и так же лишена эмпирических доказательств, как и классический дарвинизм.

Таким образом, палеонтологические свидетельства решительно опровергают концепцию макроэволюции. Но это далеко не единственное свидетельство ее несостоятельности. Развитие генетики полностью разрушило веру в то, что давление среды может вызвать морфологические изменения. Не счесть мышей, которым исследователи отрубали хвосты в надежде, что их потомство унаследует новый признак. Увы, у бесхвостых родителей упорно рождались хвостатые отпрыски. Законы генетики неумолимы: все особенности организма зашифрованы в родительских генах и напрямую передаются от них потомкам.

Пришлось эволюционистам, следуя принципам своего учения, приспосабливаться к новым условиям. Появился “неодарвинизм”, в котором место классической “адаптации” занял мутационный механизм. По мысли неодарвинистов, отнюдь не исключено , что случайные мутации гена могли породить достаточно высокую степень изменчивости, которая опять-таки могла способствовать выживанию вида и, будучи унаследована потомством, могла закрепиться и дать своим носителям решающее превосходство в борьбе за экологическую нишу.

Однако расшифровка генетического кода нанесла сокрушительный удар по этой теории. Мутации происходят редко и в подавляющем большинстве случаев носят неблагоприятный характер, в силу чего вероятность того, что “новый благоприятный признак” закрепится в какой-либо популяции на достаточно долгий срок, чтобы дать ей преимущество в борьбе с конкурентами, практически равны нулю.

Кроме того, естественный отбор уничтожает генетическую информацию по мере отбраковки признаков, не способствующих выживанию, и оставляет только “отобранные” черты. Но их ни в коей мере нельзя считать “благоприятными” мутациями, ибо эти генетические признаки во всех случаях были изначально присущи популяции и лишь ждали своего часа, чтобы проявиться, когда давление среды “зачистит” ненужный или вредный мусор.

Прогресс молекулярной биологии в последние десятилетия окончательно загнал эволюционистов в угол. В 1996 году профессор биохимии университета Лихай Майкл Бэхи опубликовал нашумевшую книгу “Черный ящик Дарвина”, где показал, что в организме существуют невероятной сложности биохимические системы, которые никак не поддаются объяснению с дарвинистских позиций. Автор описал ряд внутриклеточных молекулярных машин и биологических процессов, отличающихся “неупрощаемой сложностью”.

Этим термином Майкл Бэхи обозначил системы, состоящие из многих компонентов, каждый из которых обладает критической важностью. То есть, механизм может работать только при наличии всех его компонентов; стоит хотя бы одному из них выйти из строя, как вся система разлаживается. Из этого с неизбежностью следует вывод: для того, чтобы механизм мог выполнить свое функциональное предназначение, все его составные части должны были появиться на свет и “включиться” одновременно - вопреки основному постулату теории эволюции.

В книге описаны также каскадные явления, например, механизм свертывания крови, в котором задействовано полтора десятка специализированных белков плюс промежуточные формы, образующиеся по ходу процесса. При порезе в крови запускается многоступенчатая реакция, в которой белки активируют друг друга по цепочке. В отсутствие любого из этих белков реакция автоматически прерывается. При этом каскадные белки высоко специализированы, ни один из них не выполняет никакой иной функции, кроме образования сгустка крови. Иными словами, “они непременно должны были возникнуть сразу в виде единого комплекса”, - пишет Бэхи.

Каскадность - антагонист эволюции. Невозможно себе представить, чтобы слепой, хаотичный процесс естественного отбора обеспечил запасание впрок множества бесполезных элементов, которые пребывают в латентном состоянии до тех пор, пока на свет Божий не появится, наконец-то, последний из них и позволит системе сразу же включиться и заработать на полную мощность. Подобное представление в корне противоречит фундаментальным принципам теории эволюции, что прекрасно сознавал и сам Чарльз Дарвин.

«Если будет доказана возможность существования любого сложного органа, который никоим образом не мог явиться результатом многочисленных последовательных малых изменений, моя теория разлетится в прах”, - откровенно признавал Дарвин. Его, в частности, крайне беспокоила проблема глаза: как объяснить эволюцию этого сложнейшего органа, который обретает функциональную значимость только в самый последний момент, когда все его составные части уже на месте? Ведь, если следовать логике его учения, любая попытка организма начать многоступенчатый процесс создания механизма зрения была бы безжалостно пресечена естественным отбором. И откуда ни с того ни с сего появились развитые органы зрения у трилобитов — первых живых существ на земле?

После публикации “Черного ящика Дарвина” на его автора обрушился град яростных нападок и угроз (в основном в интернете). Причем подавляющее большинство поборников теории эволюции выражало уверенность в том, что “дарвинская модель происхождения неупрощаемо сложных биохимических систем излагается в сотнях тысяч научных публикаций”. Однако ничто не может быть дальше от истины.

Предвидя, какую бурю вызовет его книга, работая над ней, Майкл Бэхи погрузился в изучение научной литературы, чтобы составить представление о том, как эволюционисты объясняют происхождение сложных биохимических систем. И… не нашел ровным счетом ничего. Оказалось, что не существует ни единой гипотезы эволюционного пути образования подобных систем. Официальная наука устроила заговор молчания вокруг неудобной темы: ей не было посвящено ни одного научного доклада, ни одной ученой монографии, ни одного научного симпозиума.

С тех пор было предпринято несколько попыток выработать эволюционную модель образования систем такого рода, но все они неизменно терпели неудачу. Многие ученые натуралистической школы отчетливо понимают, в каком тупике оказалась их любимая теория. «Мы принципиально отказываемся поставить разумный замысел на место диалога случая и необходимости, - пишет биохимик Франклин Хэролд. - Но при этом мы должны признать, что, если не считать бесплодных спекуляций, по сей день никому не удалось предложить детального дарвинистского механизма эволюции какой-либо биохимической системы”.

Вот так: принципиально отказываемся, и все тут! Прямо как Мартин Лютер: «Здесь я стою и не могу иначе»! Но вождь Реформации хотя бы обосновал свою позицию 95 тезисами, а тут один только голый принцип, продиктованный слепым поклонением господствующей догме, и ничего более. Верую, о Господи!

Еще более проблематичной представляется неодарвинистская теория самозарождения жизни. К чести Дарвина, он этой темы вообще не касался. В его книге речь идет о происхождении видов, а не жизни. Но последователи основоположника пошли на шаг дальше и предложили эволюционное объяснение самого феномена жизни. Согласно натуралистической модели, барьер между неживой природой и жизнью был преодолен стихийно благодаря сочетанию благоприятных условий среды.

Однако концепция самозарождения жизни построена на песке, ибо она входит в вопиющее противоречие с одним из самых фундаментальных законов природы - вторым законом термодинамики. Он гласит, что в замкнутой системе (в отсутствие целенаправленного подвода энергии извне) неизбежно возрастает энтропия, т.е. уровень организации или степень сложности такой системы неумолимо снижается. А обратный процесс невозможен.

Великий английский астрофизик Стивен Хокинг в своей книге “Краткая история времени” пишет: “Согласно второму закону термодинамики, энтропия изолированной системы всегда и во всех случаях возрастает, а при слиянии двух систем энтропия комбинированной системы выше, чем сумма энтропий входящих в нее индивидуальных систем”. Хокинг добавляет: “В любой замкнутой системе уровень дезорганизации, т.е. энтропия, неизбежно возрастает во времени”.

Но если энтропический распад - судьба любой системы, то абсолютно исключается возможность самозарождения жизни, т.е. спонтанное повышение уровня организации системы при прорыве биологического барьера. Самозарождение жизни при любых обстоятельствах должно сопровождаться возрастанием степени сложности системы на молекулярном уровне, а этому препятствует энтропия. Хаос не может сам по себе порождать порядок, это запрещено законом природы.

Еще один удар нанесла концепции самозарождения жизни теория информации. Во времена Дарвина наука полагала, что клетка - это просто примитивная емкость, заполненная протоплазмой. Однако с развитием молекулярной биологии выяснилось, что живая клетка представляет собой механизм невероятной сложности, несущий непостижимое количество информации. Но информация сама по себе из ничего не возникает. Согласно закону сохранения информации, ее количество в замкнутой системе никогда и ни при каких обстоятельствах не возрастает. Давление извне может вызвать “перетасовку” информации, уже имеющейся в системе, но ее общий объем сохранится на прежнем уровне или уменьшится вследствие возрастания энтропии.

Словом, как пишет всемирно известный английский физик, астроном и научный фантаст сэр Фред Хойл: «Не существует ни крупицы объективных свидетельств в пользу гипотезы о том, что жизнь спонтанно зародилась в органическом супе у нас на земле». Соавтор Хойла астробиолог Чандра Викрамасингх выразил ту же мысль более красочно: «Вероятность самозарождения жизни столь же ничтожна, как вероятность того, что ураганный ветер, проносясь над свалкой, одним порывом соберет из мусора исправный авиалайнер».

Можно привести множество других доказательств, опровергающих попытки представить эволюцию как универсальный механизм зарождения и развития жизни во всем ее многообразии. Но и приведенных фактов, полагаю, достаточно, чтобы показать, в каком затруднительном положении оказалось учение Дарвина.

И как же реагируют на все это поборники эволюции? Некоторые из них, в частности, Фрэнсис Крик (разделивший с Джеймсом Уотсоном Нобелевскую премию за открытие строения ДНК), разочаровались в дарвинизме и уверовали в то, что жизнь на землю занесена из космоса. Первым эту идею выдвинул еще столетие с лишним назад другой нобелевский лауреат, выдающийся шведский ученый Сванте Аррениус, предложивший гипотезу «панспермии».

Однако сторонники теории обсеменения земли зародышами жизни из космоса не замечают или предпочитают не замечать, что такой подход лишь отодвигает проблему на одну ступень, но отнюдь не решает ее. Допустим, что жизнь действительно занесена из космоса, но тогда возникает вопрос: а откуда она там взялась - самозародилась или была сотворена?

Разделяющие эту точку зрения Фред Хойл и Чандра Викрамасингх нашли изящно-иронический выход из положения. Приведя в своей книге «Эволюция из космоса» (Evolution from Space) массу доводов в пользу гипотезы о том, что жизнь была занесена на нашу планету извне, сэр Фред и его соавтор спрашивают: а как зародилась жизнь там, вне земли? И отвечают: известно как - ее создал Всевышний. Иными словами, авторы дают понять, что они поставили перед собой узкую задачу и за пределы ее выходить не собираются, им это не по зубам.

Однако основная масса эволюционистов категорически отвергает любые попытки набросить тень на их учение. Гипотеза разумного замысла, словно красная тряпка, которой дразнят быка, вызывает у них пароксизмы безудержной (так и подмывает сказать — животной) ярости. Эволюционный биолог Ричард фон Стернберг, не разделяя концепции разумного замысла, тем не менее позволил напечатать в руководимом им журнале Proceedings of the Biological Society of Washington научную статью в поддержку этой гипотезы. После чего на редактора обрушился такой шквал ругани, проклятий и угроз, что он вынужден был обратиться за защитой в ФБР.

Позицию эволюционистов красноречиво суммировал один из наиболее голосистых дарвинистов - английский зоолог Ричард Докинз: «Можно с абсолютной уверенностью утверждать, что любой, кто не верит в эволюцию, является либо невеждой, либо дураком, либо умалишенным (а может, и подонком, хотя в последнее не хочется верить)». Одной этой фразы достаточно, чтобы утратить всякое уважение к Докинзу. Словно ортодоксальные марксисты, ведущие войну с ревизионизмом, дарвинисты не спорят с оппонентами, а обличают их; не дискутируют с ними, а предают их анафеме.

Это классическая реакция господствующей религии на вызов со стороны опасной ереси. Такое сравнение вполне уместно. Подобно марксизму, дарвинизм давно выродился, окаменел и превратился в косную псевдорелигиозную догму. Да, кстати, его так и называли — марксизм в биологии. Сам Карл Макс восторженно приветствовал теорию Дарвина как «естественно-научный базис классовой борьбы в истории».

И чем больше прорех обнаруживается в обветшавшем учении, тем яростнее сопротивление его адептов. Под угрозой оказалось их материальное благополучие и душевный комфорт, рушится все их мироздание, а нет гнева безудержнее, чем гнев правоверного, чья вера рушится под ударами неумолимой реальности. Они будут зубами и ногтями цепляться за свои убеждения и стоять до последнего. Ибо когда умирает идея, она перерождается в идеологию, а идеология абсолютно нетерпима к конкуренции.